Ледяной лес. Ха Чиын

      Он помог мне выйти из экипажа, и я заметил, что его глаза наполнены тревогой.

      – Может, поедешь домой?

      – Нет, я не оставлю госпожу Капир.

      – Тогда постарайся успокоиться и вытри слезы. Твое состояние еще больше ее расстроит, – сказал он, протягивая мне платок.

      Я промокнул глаза. Голова нещадно болела, но я постарался прийти в себя.

      Я вернулся в дом один, в дверях столкнулся с госпожой Капир. В поисках поддержки она сжала мою руку, но не проронила ни слова. Было видно, что она держится из последних сил.

      Через какое-то время входная дверь распахнулась. На пороге показался Тристан, следом за ним шел Баэль. Я был не в силах смотреть на него – отвел взгляд. Сердце снова заныло от боли.

      – Антонио Баэль, это действительно вы. Спасибо, что нашли время и почтили нас своим визитом.

      Госпожа Капир бросилась к ним навстречу, и все ее жесты выражали глубокую признательность. Баэль лишь коротко поздоровался, не проявляя каких-либо эмоций, и последовал за ней наверх, в спальню маркиза. Тристан подошел ко мне и предложил пойти с ними. Мы поднялись на второй этаж, в комнату маркиза.

      В спальне царил полумрак, и казалось, что все вокруг уже было окутано дыханием смерти.

      – Ионас, он пришел. Ты так хотел услышать его…

      Госпожа Капир осеклась, но через мгновение снова позвала дрожащим голосом:

      – Ионас?

      Ответом ей была тишина. Тристан вскрикнул.

      Комната закружилась у меня перед глазами, и я оперся плечом о стену, чтобы не упасть. Слезы снова потекли по щекам.

      Маркиз был хорошим человеком, как и его супруга. Он любил музыку, восхищался живописью и высоко ценил поэзию. Ионас Капир был настоящим пилигримом города искусств.

      Рыдания его супруги разорвали тишину. Тристан подошел к хозяйке дома и молча приобнял за плечи. Я понимал, что ничем не смогу помочь, поэтому тихо развернулся и направился к выходу. Но вдруг объемный звук скрипки заполнил собой все пространство. Я обернулся.

      Баэль играл.

      Полилась тихая траурная мелодия, по-своему прекрасная. Ужасно, но рыдания госпожи Капир звучали как песня, будто дополняя ее. Вскоре ее плач стал совсем неслышен, но музыка продолжала звучать.

      Госпожа Капир подняла голову и внимательно посмотрела на Баэля.

      – Когда человек уже не дышит, его слух все еще восприимчив к звукам вокруг, – неожиданно для самого себя пробормотал я, словно произнося траурную речь.

      Госпожа Капир подарила мне слабую улыбку, от которой у меня защемило сердце, и слегка кивнула.