Русская повесть. Владо Зрнич
построении командир эскадрильи приказывает: «Подстричься!» (В молодости я любил носить длинные волосы.) Отвечаю: «А «мне и так хорошо!» «Трое суток гауптвахты!» – следует в ответ.
Как-то я дежурил на контрольно-пропускном пункте. Это было зимой, и было очень холодно. Я сидел в маленькой дежурке, а часовой стоял в проходе. Дело было уже к вечеру, мороз крепчал, на улице было тихо, и только утоптанный снег поскрипывал под ногами редких прохожих. В этой тишине я отвлекся и думал о чем-то своем. Вдруг открывается дверь и показывается часовой. Держась правой рукой за ручку приоткрытой двери, а в левой держа винтовку, он спрашивает:
– Товарищ лейтенант, сколько времени?
Я смотрю на часы, отвечаю, и он закрывает дверь. Не проходит и десяти секунд, как дверь дежурки открывается вновь, и на входе показывается черно-серого цвета папаха. Я соскакиваю с топчана и докладываю:
– Товарищ полковник!
– Отставить! И так вижу, что нет порядка! Ищу, ищу часового, а он вон где, погреться решил.
– Товарищ полковник, часовой только спросил время, и в дежурку он не заходил, – пытаюсь я ему объяснить.
Но не тут было!
– Вас я снимаю, – говорит он часовому. – А вам объявляю пять суток гауптвахты и тоже снимаю с дежурства. Сейчас вас сменят.
Вот и весь разговор! Я был ошеломлен, такое да от замполита – никогда не ожидал. Эта история имела свое продолжение. Но о нем я, дорогие читатели, расскажу чуть позже.
А на тот момент, как вы успели заметить, мои дела обстояли плохо и неприятности меня продолжали преследовать. Так, в начале осени я получил очередное письмо от Нины. Я обрадовался, потому что только в этих добрых и теплых письмах, которые мог писать близкий и любящий человек, я находил утешения.
Однако радость моя оказалась преждевременной. Нина отказывалась от меня. Она писала, что меня не любит и что сделала ошибку, выйдя за меня замуж. Вот так, ни больше ни меньше. Это, конечно, не могло не отразиться на моем настроении, что, в свою очередь, не могли не заметить мои сослуживцы. Их реакция была различной, что вполне естественно. Друзья удивлялись, не верили, говорили, что это какая-то ошибка, что все еще образуется. Другие разными путями, включая и малоприятные, подначивали.
Я, откровенно говоря, всему написанному не верил и тоже полагал, что здесь есть какой-то подвох. А на тот момент пришлось и эту неприятность пережить, успокоиться и подумать, что делать. Я решил ничего не предпринимать, а дождаться отпуска, поехать в Читу и во всем разобраться там, на месте. Конечно, было тяжело после этого спокойно чувствовать себя, работать. Но на тот момент сделать что-либо другое просто было нельзя.
Время вначале потянулось медленно, но я немного больше времени стал уделять учебе в школе, где тоже было немало проблем. Кроме того, полеты, работа на аэродроме, наряды и другие виды занятости не позволяли скучать. Так прошла осень и началась зима, моя вторая зима в полку. На дворе завьюжило и замело, кончался 1951 год. По всем