Призраки парка Эдем. Король бутлегеров, женщины, которые его преследовали, и убийство, которое потрясло Америку 1920-х. Карен Эбботт
и установили ее перед входом, где охранник встречал покупателя. В центральном амбаре, напротив дома Дейтера, на сеновале залегла вооруженная охрана. Сам амбар был связан системой электрической сигнализации со вторым этажом дома, где по ночам дежурил еще один караульный. Проверенные клиенты въезжали во двор и трижды мигали фарами. По этому сигналу парни в амбаре нажимали кнопку звонка, и со второго этажа ударял сноп света, затмевающий луну и озаряющий все вокруг.
Местечко вскоре заслужило прозвище “Ферма в Долине Смерти” – в честь тех пиратов, что пытались пробраться туда, и с тех пор их никто не видел.
“Круг” не замирал ни на миг. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю 147 грузовиков Римуса разъезжали по дорогам. Детишки, игравшие на Квин-Сити-авеню, бросали свои игры и радостно вопили: “Виски везут!” Всем предприятиям, связанным с производством и продажей алкоголя, запрет обошелся в тысячи потерянных рабочих мест, безработица коснулась барменов, официантов, шоферов, бондарей и стеклодувов. Римус нанял три тысячи человек, став одним из крупнейших работодателей в городе и де-факто героем: он обеспечивал горожан не только качественным виски, но и деньгами на его покупку.
Деятельность компании стала настолько масштабной, что он купил шестиэтажное офисное здание в центре Цинциннати и потратил 74 000 долларов на его ремонт, увенчавшийся закупкой мебели на заказ и выложенным в вестибюле мозаичной плиткой именем “Римус”. В этом здании он проводил совещания с начальниками складов и прочими подчиненными, разрабатывая планы достижения главной цели – завладеть всем виски Америки и стать единственным бутлегером этой страны.
Римус целенаправленно формировал свой новый образ, добавляя одни детали и отбрасывая другие, оттеняя и уточняя свои черты. Каждое свое высказывание он заполнял словами до отказа, никогда не обходился одним словом там, где можно было вставить дюжину: “Я должен обуздать свое естество”; “На повестке дня вопиющая и нестерпимая доктрина”; “От неизбывной полноты моего благодарного сердца”. В добром расположении духа Римус был чрезвычайно любезен, разукрашивая свою речь такими оборотами, как “если вас не затруднит”, “если возможно”, “если мне позволено будет заметить” и “могу ли я обратить внимание”. Некоторые слова он произносил с отчетливым немецким акцентом. Улыбался он реже, чем смеялся – пугающим, агрессивным смешком, который в самый неподходящий момент вторгался как в молчание, так и в беседу.
Он развил в себе брезгливость, граничащую с фобией. Римус стал остро восприимчив к грязи и беспорядку, к слабым местам в недостаточно продуманных планах, к любым ограничениям, угрожающим свободе тела или духа. Постепенно он заменил свой прежний гардероб сшитыми на заказ шелковыми костюмами, словно это был единственный материал, прикосновение к которому выносила его кожа. Он терпеть не мог, когда пуговица на воротничке прижималась к шее. Никогда не носил нижнего белья.
Подчеркивая собственную значимость,