Смерть в конверте. Валерий Шарапов
гражданина, помимо подарочного портсигара обнаружились еще кое-какие вещи. Пустой дерматиновый кошель, блокнот, карандаш, расческа и женская заколка для волос с неисправной застежкой. Все эти вещицы, за исключением заколки, принадлежали Золотухину. Простенькую заколку из латуни носила супруга, покуда она не сломалась. Муж хотел отнести ее в мастерскую при Управлении и починить. Да, видать, закрутился, позабыл.
– Убийца – явно не новичок. Опытный и осторожный, – рассуждал вечером в кабинете на Петровке Егоров. – Лишнего брать не стал.
– Ты о портсигаре? – постукивая тростью, расхаживал вдоль открытых окон Старцев.
– И о нем тоже. Как видим, убийца прихватил только обезличенные вещи: бумажные купюры и монеты из кошелька, связку ключей. А портсигар с дарственной надписью и не представляющую ценности мелочевку закопал в пыли.
Васильков заваривал чай в кружке. Не оборачиваясь, напомнил:
– Там еще на поверхности пыли свежая шелуха валялась от семечек, ты заметил?
– Да, весь подвал ей усеян, – кивнул Старцев. И задумчиво произнес: – Как-то странно в списке пропавших вещей выглядят ключи. Зачем они понадобились преступнику?
– Супруга пыталась вспомнить, сколько ключей было в связке и какие именно. Но сами понимаете, в каком она была состоянии. Плакала постоянно, приходилось успокаивать, отпаивать водой, – рассказывал Егоров. – Один ключ в связке был от квартиры, второй от сарая, что во дворе дома. Остальные (четыре или пять – она точно не знала) от рабочего кабинета, сейфа и еще от каких-то служебных помещений.
– Кстати, что по деньгам? Сколько их было в кошельке? – спросил Старцев.
– Супруга сказала, что больших денег Золотухин с собой никогда не носил. Брал на проезд, на обед в столовой, на папиросы, ну и так несколько рублей на всякий случай. В день получки все деньги отдавал жене.
Остановившись, Иван Харитонович заключил:
– Выходит, основной целью нападения были ключи.
Егоров уверенно добавил:
– И не от квартиры, потому как взять в ней решительно нечего.
Глава третья
Москва, 2-й Астрадамский тупик
январь 1943 года – сентябрь 1945 года
– Слышь, Да-ашка, сжалься, а-а? Сходи за винцом!.. У тебя же в баньке-то выпивки в изобилии – небось, как в ресторанте. А-а?.. – лежа на старом продавленном диване, тянул жалобным голосом похмельный Семен Лоскутов.
– Не полагается, – нависая над корытом, энергично мотала головой его взрослая дочь.
– Эт как эт не полагается? Эт чего ты о себе возомнила, а?! Отец я тебе али кто?..
Та молча мутузила в мыльной воде белье, предпочитая не вступать в спор. Многие слова – даже самые простые и обиходные – она забывала, а длинные разговоры давались с трудом. Да и тема была бестолковой, потому что папаша едва ли не каждое утро просыпался с головной болью, с трясущимися руками, с ужасным перегаром и начинал выпрашивать