Разрезающий лабиринт. Джеймс Дэшнер
точный угол между точкой А на стальной двери и точкой Б, где она сейчас стояла. Другая часть мозга отмечала, как меняется по мере спуска температура, переводя в цифры мельчайшие ощущения – каждую капельку влаги на коже. Она задумалась, почему температура падает неравномерно, скачками, и зафиксировала информацию в памяти, чтобы позже разобраться в причинах.
В данный момент ее, потрясенно созерцавшую картину полного разрушения, занимали более серьезные вещи.
Когда-то это было могущественное место. Место силы и огромных возможностей. Александра окинула взглядом необъятный простор, ощутив восторженный трепет перед тем, как здесь все было в давние времена – до того, как потрескались, задрожали и рухнули на землю великие стены.
Она представила себе огромный вихрь пыли, круживший по гигантской пещере в день, когда это случилось. Груды битого цемента и искореженного металла тянулись к высокому армированному потолку, словно памятники тем, кто страдал и умер.
«Священная земля, – подумала она. – Лабиринт. Здесь жил Он. И Она. О да, здесь жила старая перечница и погиб ужасной смертью старый хрыч. Все рухнуло в благородном порыве храбрости, самопожертвования, чести и прочей чуши собачьей, как сказала бы бабуля».
Александра насмешливо фыркнула, надеясь, что этот звук достигнет каждого уголка гигантской пещеры. Она с трудом сохраняла видимость почтения, и ее страшно бесила необходимость этого фарса. Она любила – просто обожала – эволюционное восхождение, свою роль в этом движении, и полностью соглашалась с направлением, которому они следовали на протяжении десятилетий. Просто хотелось, чтобы люди относились к этому проще. Она не Афина. Михаил не Геракл. А Он… уж тем более не Зевс.
«Да, – подумала она, – с таким настроением лучше оставаться дома».
И тут же улыбнулась. Оставшись дома (Александра прекрасно отдавала себе отчет, что никогда бы этого не сделала), она бродила бы по своим покоям, думая о восхитительных вещах, которые могла пропустить. А она здесь, рассматривает безбрежное пространство с руинами семидесятилетней давности. Под острыми обломками металла и потрескавшегося камня, разбитого цемента и раскуроченных машин до сих пор виднеется дорога. Она знала эту дорогу, как и двое остальных. Один прошел по священному пути ночью.
Это злило Александру больше всего.
Она миновала бетонную арку с торчащей во все стороны стальной арматурой – копья, сразившие огромного допотопного зверя, – и направилась к Глэйду.
2
Минхо
Сирота лежал в постели, свернувшись калачиком и натянув на голову одеяло. Он не хотел, чтобы кто-то видел его мучения. Его вину и позор.
В столовой он совершил ошибку – вообразил себя Минхо, достойным носить имя. Такое кощунство неминуемо разбило бы сердца его предков. Тех, кто его учил. Тех, кто умер, дав ему возможность стать Сиротой. Он – ходячее оскорбление для братьев-сирот, спящих в своих постелях. Вокруг, на десятках коек, выстроившихся в ряд, словно танки, ожидающие отправки на войну, лежали люди, которые в лучшем случае