Уездный город С***. Дарья Кузнецова
первым нарушил неловкое молчание Натан, подходя ближе к компании и с интересом озираясь. Неприязни в его глазах не было: то ли двадцать третья комната не впечатлила столичного франта, то ли он слишком хорошо умел держать лицо, но в любом случае оба следователя немного расслабились.
Поручик смотрелся здесь куда менее уместно, чем в аккуратном кабинете полицмейстера С-ской губернии. Идеально выглаженный, с иголочки, белоснежный мундир, сапоги что твоё зеркало, гладко выбритое лицо, аккуратно подстриженные волосы… не то что Шерочка с Машерочкой – одинаково помятые, чуть взъерошенные, с лоснящимися локтями уже серых от частой чистки кителей.
Если приглядеться, можно было заметить, что Машков всё же несколько аккуратнее друга. Не в силу личных качеств, а благодаря удачной женитьбе: в отличие от Шерепы он был человеком семейным и ходить совсем уж встрёпанным не имел возможности. Поначалу, когда его супруга Шурочка только взялась за воспитание Володи, он тоже смотрелся настоящим франтом, но через год семейной жизни запал женщины угас, приличного вида Машкову хватало до первого выезда на место преступления. Да и вообще, служба следователя в губернии совсем не располагала к сохранению холёности: то в седле, то на коленках, то и вовсе на пузе.
И каждый раз полицейские негодовали и ворчали, недобрым словом поминая человека, определившего для служащих летний мундир белого цвета, даром что форму полицейским всегда делали вѣщевики, и потому ухаживать за ней было всё же куда проще. Конечно, устав требовал носить этот китель только в департаменте и при работе с населением, на задержание или в засаду допускалась другая одежда, гораздо более удобная и не столь броская. Но «работа с населением» сменялась другой зачастую непредсказуемо, и в большинстве случаев полицейские просто не успевали переодеться.
Почему начальство столь строго следит за цветом формы – объяснения имелись разные, от смешных до вычурных, но Шерочке с Машерочкой всегда казалось самым правдоподобным то, что белые кители полицейских очень нравились государю, он даже сам носил подобный. И казалось бы, где император, а где – рядовые служащие полиции; но стремление угодить самодержцу порой принимало странные формы.
– Титов, Натан Ильич, поручик, жiвник, – коротко представился он.
Служащие сыска опомнились, какое-то время ушло на взаимные расшаркивания. Поручик приложился к руке поднявшейся с края стола Элеоноры, крепко пожал ладони Владимиров, поинтересовался личностью Бабушкина – в общем, произвёл на новых сослуживцев вполне положительное впечатление, и те позволили себе осторожный оптимизм: по крайней мере, столичный гость не спешил устанавливать свои порядки и строить сыскарей по ранжиру.
Брамс всё это время наблюдала за ним пристально, напряжённо, с прокурорским недобрым прищуром. Пока поручик расшаркивался, пока выяснял, что в городе из служащих уголовного сыска в настоящий момент присутствует ещё только Адам Чогошвили, который находился сейчас где-то в здании Департамента, а остальные