Очень древнее зло. Карина Демина
еще когда меня целительству обучать пытались. Вот… и воду надо искать. Без неё долго не протянем. На такой-то жаре.
И только тогда Брунгильда поняла, что и вправду жарко.
Так жарко, что лезвие секиры нагрелось.
– Там… есть озерцо… или пруд старый. Грязный. Не знаю, насколько можно пить, – Мудрослава облизала пересохшие губы. – Он придет… не сейчас… сейчас далеко она. Но придет. Я позвала. И еще она помнила. Бывала здесь. Оказывается, я и памятью её воспользоваться могу. Не всей. И странно это, если с высоты. Все иначе.
– Так что ты видела?
– Видела, – Мудрослава подобрала ноги. – Город видела. Он огромен… знаешь, куда больше нашего… и вообще, не думаю, что сейчас есть что-то подобное. Он… одна часть совсем в развалинах, еще что-то затопило. Море. Туда она не сунулась.
– Кто?
– Драконица. Боится чего-то. Не важно. Дорога эта… она, если за город, то недалеко идет. Там, дальше, – Мудрослава махнула рукой. – Она обрывается. Провал в земле, а еще остатки моста. Может, древнего, может, не очень. Но пройти не получится. Потом горы еще… в горах нам точно не выжить. Не в таком вот…
И замолчала.
– А если… – осторожно начала Летиция. – Просто… не в сам город, а… к горам? Нас ведь будут искать? Будут?
Голос её прозвучал до крайности жалобно.
Захотелось ответить, что всенепременно, но… правда-то в другом… Ворон? Он, конечно, старый друг. И больше, чем друг. Он был вторым отцом. И захочет найти Брунгильду. Не бросит. Но это он. А остальные? Их-то ничего не держит. Они могут вернуться домой.
И все сделают вид, что ничего-то не случилось.
Отец, может, погорюет, но… но и подумает, что к лучшему оно. Ведь купец был. И Никас. И как-то даже придется объясняться, почему так вышло с Никасом. Купец, небось, не поверит, что сам он виноват, что и вправду чернокнижием занялся. И вообще, будь Брунгильда жива, пришлось бы за Никаса виру платить. И купец, сколь бы ни говорил он о дружбе, а момента не упустил бы.
Ворона жаль…
И себя тоже. Но не настолько, чтобы плакать.
– Не уверена, – тихо сказала Ариция. – Может… может, это тоже выход. Для них. Объявят там, дома, что мы заболели и умерли. Траур назначат. Маму, конечно, жаль.
Она вздохнула.
И Летиция тоже. А потом обняла сестру и строго сказала:
– Мы еще живы.
– Именно. Меня тоже не особо ждут, – Теттенике поглядела на небо. – Брат, конечно, захочет найти, но… у него советники. Будут отговаривать. Глядишь, и отговорят. Хорошо бы, если бы отговорили.
– Хорошо? – возмутилась Мудрослава.
– Конечно, – степнячка поглядела на принцессу снисходительно. – Я люблю своего брата. И я хочу, чтобы он жил долго. Чтобы вернулся домой, к отцу. И чтобы, когда придет срок, принял из рук его золотую плеть. Чтобы… чтобы взял себе жен. Много. Хороших. Сильных. Как она.
И показала зачем-то на Брунгильду, отчего стало как-то стеснительно, что ли.
– Как она? – удивилась Летиция, и за это удивление захотелось отвесить ей затрещину.
– Сильная женщина – честь для мужчины. Такая