Светорада Золотая. Симона Вилар
Эгиль… Она вдруг подумала об уграх и о том, что предложил Олег Вещий. Поход и бой с врагами предложил. Эгиля это даже обрадовало. Но не Гордоксеву. Хотя вроде должна понимать: князь прежде всего глава войска. В этом его основная сила. Но видимо Гордоксева слишком долго жила в мире и благополучии, если перестала понимать, как важна для мужчин война.
От этих мыслей княгиню отвлекло хихиканье за спиной. Оглянулась. Так и есть, ее дети шалят. Хотя какие там дети! Асмунду уже двадцать минуло, Светорада – невеста. Однако, как и у Эгиля, нет у них почтения к священным обрядам. Ишь, затеяли возню! Светорада щипает сидящего в кресле брата, он ловит ее руку, отпихивает локтем. Даже на строгий взгляд матери не сразу отреагировали, пришлось шикнуть на них. Но и потом они продолжали улыбаться.
Посерьезнели дети Гордоксевы лишь при громких звуках сурмы[58], возвестившей начало жертвоприношения. По знаку верховного волхва из ворот вынесли белого петуха со связанными ногами, потом вывели огромного белого вола, рога которого были увиты гирляндами цветов, а третьей жертвой был красавец конь – белоснежный, без единой темной отметины. Конь потряхивал головой, гарцевал, но служители поднесли ему блюдо с вымоченным в особом зелье зерном, и он, опустив свою длинную узкую голову, стал есть с него.
По толпе прошел глухой ропот. Коня всем было особенно жаль, кривичи любили добрых коней. Успокаивали себя тем, что хоть не человека кладут на алтарь и не надо тянуть жребий, кому стать жертвой.
Князь Эгиль быстро вышел вперед, отбросил за спину полу длинного корзно, выхватил меч. А Гордоксева подумала: торопится. Не о величии момента и важности миссии своей помышляет муж, а о том, чтобы скорее покончить со всем и спешить к киевским князьям.
Верховный волхв стал что-то говорить Эгилю, будто поучая, но князь только отмахнулся. Гордоксева слышала, как он сказал:
– Да недосуг мне. Вот уеду – и совершайте положенное моление.
И торопливо, как иной кухарь у печи, зарезал петуха. Потом и с волом справился: зарезал быстро и без малейшей заминки, словно между делом. Взмах – и тяжелая голова животного почти отделилась от туловища, а жертвенный вол рухнул всем телом. Рядом конь продолжал жевать, но, похоже, его возбудил запах крови, он вскинул голову, повел ушами. Князь подошел, что-то зашептал ему на ухо, потом надавил ладонью на голову лошади. Голова коня опустилась и поднялась вроде мягкого кивка. Гордоксева перевела дыхание. Добрый знак, если конь согласно кивает. А потом только слабо ахнула, когда белогривый красавец вдруг отпрянул, испугавшись блеска занесенного над ним меча Эгиля. И удар пришелся по косой. Тут же алая кровь окрасила шерсть коня, он рванулся, пытаясь встать на дыбы. Удерживавшие его волхвы повисли на поводьях, а люди вокруг закричали. Но Эгиль уже сделал шаг вперед и, сильно надавив на рукоять, ввел острие в глотку животного.
Гордоксева крепко сжала обереги на груди. Ох, не к добру это… Плохо шла жертва богам, сопротивлялась. И люди вокруг о том загомонили. Однако Эгиль поднял лишь
Сурма – длинная труба, используемая во время ритуалов или же как сигнальная.