И быть им детьми. Екатерина Федорова

      ***

      Женя смотрел в окно. Жёлтые листья пестрели на фоне серого неба, которое было затянуто сердитыми, черными, тяжёлыми на вид, тучами – скоро пойдет дождь. Духота отступит, забирая с собой нагретый воздух и принося с заснеженных вершин приятную прохладу. Хотелось снега. Упасть на белое, пусть холодное, одеяло и, закрыв глаза, возвращаться в детство. А пока у них есть октябрьский дождь. Из-за которого люди будут жаться друг к другу, ища тепло.

      Гром. По коже пробежали мурашки. Женя поежился. Ещё раз проверил прогноз погоды.

      Солнечно. Правильно, солнечно, только там, за облаками. Там, где не нужно никаких учебников, тетрадей, учителей и школ. Там, где покой.

      Ударила молния. Женя прикрыл глаза. Как же не хотелось оказаться на улице в такую погоду. Если можно было бы остаться в школе на ночь, или до того времени, пока непогода утихнет, он бы так и сделал. Ещё молния. Женя закрыл уши, чтобы не слышать грома, который следует за ней.

      – Извините, – он на секунду убрал руку от уха и гром, словно издеваясь над ним, ударил с такой силой, что затряслись стекла.

      Женя вскочил с места, уронил стул и сдвинул парту, отошёл подальше. Взглянув на класс, сделал виноватый вид. Женя глубоко дышал, будто пробежал марафон. Чувствовал, как рубашка стала прилипать к спине, не мог это контролировать.

      – Синявский, тебя что, кипятком ошпарили? – учитель алгебры опёрся на указку, словно на трость. – Чего вскочил? Сядь на место.

      “Глупый старик. Если бы что-то понимал в страхах, черствый и напыщенный болван, я бы посмотрел прямо в глаза; заглянул в душу, чтобы насладиться тем, как ты боишься.”

      – Он молнии боится, как и его глупая мамаша, – глумливо проговорил мальчик с третьего ряда.

      Конечно. Он не сидел у самого окна и не был открыт для стихии.; был в безопасности, в отличии от Жени.

      – Язык прикуси, – стиснув зубы проговорила девочка. Медленно повернула голову, и мальчик напрягся.

      “Моя милая. Ты всегда защищаешь меня. Такая хорошая. Почему я думаю, что недостоин такой девочки?”

      – Не устраивайте балаган, – постучал учитель указкой о пол. – Синявский, садись на второй ряд.

      Женя быстро, пока снова не ударила молния, собрал вещи и пересел за последнюю парту второго ряда. Теперь он чувствовал себя лучше. Дыхание восстановилось, а потоотделение все не приходило в норму.

      На стекла попали первые капли. И еще, еще. Их становилось больше. Вскоре, превратились в небольшие вертикальные лужицы. В последний день перед каникулами Жене суждено было промокнуть, как и Аське.

      Аська – одноклассница и, по совместительству, подруга. Они дружили класса так с шестого. Всегда, в какую бы потасовку не ввязался Женька, Аська пойдет за ним. Везде, в каких бы мероприятиях не участвовала Аська, Женька будет участвовать тоже. Их считали то братом и сестрой, то парой. Сами же считали себя друзьями.

      Сегодня Ася не хотела брать зонт и надеялась на грибной дождь, а Женя понадеялся на то, что прогноз погоды ошибся и на небе будет солнце. Теперь, оба смотрели в окно и корили себя. Она представила, как будет прыгать через огромные, похожие на море, лужи в балетках. А он представил, как будет держать над Аськой пальто, чтобы та, хотя бы сверху, не намокла и пытаться справиться со страхом грозы.

      – Синявский, понимаю, дождь – красивое явление природы и, в отличии от грома, не страшное. Но может, обратишь внимание на доску, я для кого тут распинаюсь? – голос учителя отразился эхом от полупустых стен кабинета.

      Жене не нравился учитель по алгебре, как и сама алгебра. Что понятного в этих синусах, косинусах? Кто вообще посчитал, что это будет интересно людям, поступающим в театр?

      "Приду и буду по теоремам доказывать точно ли у меня двадцать пять шаров. Не двадцать четыре и не двадцать шесть, а именно двадцать пять." – думал Женя.

      – Вы чего, он же у гуманитарий, – указал