Послезавтра летом. Ксения Смирнова
– адидасовском костюме, никогда не покупал билета, никогда не танцевал, а сидел на эстраде, рядом с диск-жокеем, грыз килограммами семечки, курил модный «Camel» и высматривал девчонок посимпатичней, в основном из эстетических соображений. Чего-чего, а читать Соколов научился, с Уголовным кодексом ознакомился и уважал. Все знали – он не связывается с малолетками. Но пигалице Маше Петровой это и так не грозило – Соколов не любил тощих.
– Давай-давай, рискни здоровьем. А мы посмотрим.
– Я – девушка свободная, могу себе позволить, – Маша была полна решимости.
Поплыли тягучие ноты прекрасной плакальщицы Тани Булановой. Несколько девиц повисли на своих парнях и закачались в такт медляка. Остальные потянулись к выходу. Кому охота на глазах у всех жаться к стенке, ожидая случайного приглашения? Лучше уж намотать кружок-другой снаружи, стрельнуть и выкурить сигаретку. Клетка почти опустела. Как в законе сообщающихся сосудов. Это из физики. Или там о другом? Физику Петрова никогда не понимала.
– Очень удачно, пусть все видят, – Маша, на кураже направилась прямо через центр площадки к эстраде, подошла вплотную к высокой сцене, задрала голову и что-то прокричала диск-жокею – из-за музыки слов было не разобрать.
– Маленькой принцессе Марии очень нужно сказать что-то важное одному человеку, поэтому мы объявляем белый танец! – прозвучал густой микрофонный голос из глубин аппаратуры. И все увидели, как Вадим Соколов ухмыльнулся, кивнул, стряхнул шелуху прямо под пульт, спрыгнул на асфальт и, обхватив тоненькую Машу здоровенными лапищами, стал переминаться с ноги на ногу. Когда он обнажал в подобие улыбки крупные кукурузные зубы, Маша заметила застрявшие между ними остатки семечек, почувствовала противный запах кислого мужского пота и вообще, убедилась, что качки ей не нравятся. Но разве это было важно?
Они молча танцевали. Своеобразно, неуклюже, без удовольствия, но – танцевали. Петрова выиграла.
– Ну, пигалица! – Наташа демонстративно вышла из клетки.
Медляк доиграл, диск-жокей махнул рукой: запускай, мол. Суровые охранники покинули пост и на две финальные песни в клетку хлынула толпа безбилетников, спешащих захватить чуть-чуть дискотечной радости.
Народу набилось, как сельдей в бочку. Не успела Маша сделать демонстративный реверанс, как ее оттёрли от Соколова. Со всех сторон замахали руками, завиляли задами. На халяву дрыгались все, кто обычно отирался снаружи, делая вид, что не очень-то и хотелось. Все до единого. Торжествующая Маша, приплясывая, высматривала в толпе своих.
А потом всё кончилось разом: движения утратили лёгкость, походка – грациозность. Маша почувствовала, что припадает на правую ногу, потом осознала боль в левой и бочком-бочком через узкую калитку «клетки», не дожидаясь девчонок, улизнула из пределов видимости. Кой-как добравшись до скамейки в темной глубине парка – нельзя никому показывать свои трудности – Маша стянула туфли. Тётушка Европа и её натуральная кожа сыграли злую