Потеряшка. Разборки вендов. Алексей Михайлович Мазуров
всадников. Хоть какая-то от стрелков польза.
Но как же это страшно, смотреть на надвигающийся строй, в эти мгновения, тебе кажется что надежды кажется нет никакой, такая махина расправится с нами одним ударом, просто опрокинув на землю. Я продолжал стрелять, когда в налетавшую на нас лавину закованных в броню всадников, буквально в нескольких метрах от нас, с обоих сторон ударило по жиденькому строю, по десять альтов в каждом. Наши друзья не имели кованного доспеха, так как передвигались скрытно, хорошо хоть копья с собой тащили, но с шага нападавших сбили, заставили притормозить, и те потеряли разбег, притормозили чуть-чуть. И тут меня будто кувалдой снесло с моего мостопа на землю в пыль, и я грохнулся спиной с высоты прямо на дорогу, а затем еще меня и проволокло несколько метров, переворачивая словно полено. В первую долю секунды у меня возникла мысль подскочить и продолжить бой, так как свой лук я всё ещё держал в руке, да и стрела одна имелась, зажатая в другой, а вот остальные остались в колчане, притороченном к седлу. Но потом я вспомнил о своей же идее, и замер, лежа на спине, изображая труп. Дван потом меня похвалил, мол очень реалистично смотрелись мои трепыхания.
Знаете, что я вам скажу? Так лежать жутко! Очень страшно. Страшно именно от неизвестности, вокруг тебя идет бой, ты не знаешь, кто одерживает верх, и ждешь, не зная чего именно. То ли к тебе подойдут друзья, чтобы поднять и успокоить тебя, то ли твой враг, желая перерезать тебе горло, проводя контроль. Вокруг звуки жестокого боя, а ты лежишь и пялишься на небо и на остатки черенков стрел, торчащих у тебя из кирасы, и радуешься, что на тебе двойная бронь, так как верхнюю защиту они явно пробили, и застряли в нижней. В бок они будут стрелять, ага. И когда ты кувыркался, стрелы просто поломались, а не погрузились глубже, теперь уже в твое тело. Так себе удовольствие, я вам скажу.
Потом, когда мне уже казалось, что через пару минут я точно сойду с ума, подошел Тенго, сделал вид, что проверяет пульс, а сам тихо прошептал, практически не шевеля губами:
– Лежи пока, не шевелись. Всё нормально, мы их побили, но тебя повезем как мертвого, на волокушах, с другими погибшими. Пьесу нужно доиграть до конца.
– Много наших погибло? – также прошептал я.
– Лежи уж. Не дергайся. – и он тут же погрустнел, – много. Лаори все живы, а вот из альтов полегло две трети. Но твой друг жив, правда ему копьем в плечо попали, сильно попали, но жить будет, даже калекой не останется. Везучий.
– Да, жаль ребят.
– Ну так работа у них такая. А вот разбойников, уж извини, по другому их и не назвать, положили почти всех. Троим удалось сбежать, как ты и просил, мне правда кое-кого из альтов чуть ли не за шкирку пришлось придерживать, чтобы в горячке и их не прибили. Но выглядело все очень правдоподобно, впрочем, как и твоя погибель.
Следующие два дня я не хочу вспоминать. Ехать в волокуше, рядом с мертвыми своими соратниками, с которыми еще вчера разговаривал, видеть их изуродованные тела. Ночью только и выбирался,