Сны Авроры. Ли Леви
салатных листьев и пару креветок на свою тарелку. Она устала бояться. Устала каждый раз вздрагивать от появления темной тени, блуждавшей по ее квартире. Этому существу что-то было нужно от нее, так не пришло ли время узнать, что именно?
Было ли это существо теперь в ее квартире? Она не видела его уже несколько дней. Последний раз он до состояния обморока напугал ее в душе. Она выключила воду, прислушиваясь к звукам в квартире, обернулась и… увидела его руку, его огромную ладонь, прижатую к матовому стеклу душевой кабины. От ужаса у нее перехватило дыхание. Аврора для чего-то быстро пересчитала пальцы на его руке – их было пять. А потом она увидела, как к стеклу прилипла еще одна рука – такая же большая и тоже левая. И в этот момент Аврора потеряла сознание. Она очнулась утром, в своей постели. Для нее так и осталось загадкой, как она перебралась сюда из душевой. Возможно, все это лишь приснилось ей.
Она посмотрела в темноту перед собой. Что она делает? Она сама сводит себя с ума, играет сама с собой в непонятные игры. Это все ее одиночество. Она исключила себя из общества, она оставила людей за пределами своей реальности. Люди не нужны ей. Люди никогда не были нужны ей. Никто из них никогда не сделал ей ничего хорошего, и ничего хорошего она от них не ждала.
У нее никогда не было друзей. Сверстники всегда сторонились ее. Она казалась им странной. Она пугала их. Помимо ее неестественно светлой кожи, внимание сразу же приковывали ее глаза – они были разного цвета: один голубой, а другой – зеленый. Но еще бóльшую необычность и дикость ее внешности придавала разная форма зрачков – в голубом глазу он был обычным, круглым, как у всех людей, в зеленом же глазу имел весьма необычный вид: он словно разбивал радужку надвое узкой вертикальной щелью. «Синдром Шмида-Фраккаро, синдром кошачьего глаза, редкое хромосомная патология», – объясняла жена ее дяди, взявшая Аврору на воспитание после той жуткой аварии, в которой погибли родители девочки. И хотя женщина прекрасно знала, что никакого синдрома Шмида-Фраккоро, как впрочем и других хромосомных патологий, у ребенка не было, а глаз приобрел такой вид лишь после аварии, она все же предпочитала придерживаться этой версии, поскольку любые другие мысли на этот счет вызывали у нее панический ужас.
– Это не наша Аврора, – говорила она мужу. – Это не та Аврора, которую мы знали прежде. Разве ты не видишь этого? Это чужой ребенок! Если она вообще человек. Я не узнаю ее! Ее словно подменили.
– Ты многое требуешь от нее, – отзывался ее супруг. – Прошло слишком мало времени. Подожди, все обустроится.
– Подождать? Чего ждать? Сколько ждать? Это не наш ребенок. Это не твоя племянница. Это не наша Аврора! Аврора всегда была жизнерадостной, открытой, она любила поболтать, когда навещала нас, любила повозиться со мной на кухне или в саду. Но «это»! Это исчадье ада, которое тихо ненавидит меня. Не надо было давать согласие на опеку! Зря я пошла у тебя на поводу. Всем было бы лучше, если б она отправилась из больницы прямиком в детский дом!
– Послушай…