От Кремлёвской стены до Стены плача…. Борис Барабанов
– хватало только покрасить церковь да забор подправить.
Они его пытали и, в конце концов, и убили. Вот, это мое первое такое вот внутриутробное впечатление, и какое-то, все-таки, наверное, передалось от мамы, какое-то острое восприятие таких острых моментов.
Да. Вот так я потом родился в Редькино – почему это Редькино называлось, до сих пор не понимаю. Раньше редька – говорят «надоел ты мне хуже горькой редьки». Вроде редька была у крестьян и не едой.
Бабушка, когда приезжала в Москву, могла только неделю тут у нас пожить, сходит в магазин, приходит расстроенная. И говорит:
– У вас тут за морковь и эту, редьку, или картошку деньги берут, да еще какие! Да разве можно тут у вас жить, – засобирается и уезжает домой.
А сейчас черная редька на рынке в большой цене, очень она полезная. Пишут, в Египте, когда пирамиды строили, обязательно обильно строителей кормили редькой.
А в деревне опять происшествие. Было это где-то в 1939-м году – наверное, в 1938-м, 1939-м… в 1938-м, наверное… в 1939-м году. Приехали в село люди. Они военные – не поймешь, кто там они – там бурили под церковью, потом заложили взрывчатку, и рухнула она под взрывом. И упала церковь, колокольня, и все остальное обрушилось поперек деревни.
Говорят, камень нужен на строительство чего-то. Ну какой там камень, когда не могли они его даже отделить кирпич от кирпича – так была построена церковь. Церковь Казанской Божьей Матери, престол был там такой. А до этого она стояла пока еще не взорванная, но пустая. Мы туда ходили. Там голуби жили, и нам страстно хотелось этих голубей поймать, потому что очень мне хотелось в детстве иметь голубей. А тут голуби дикие, и думали, залезем мы туда, возьмем молодого голубя, вырастим и будем мы, значит, голубятниками. Но какое там, пацан совсем маленький – но мечты такие были, даже у маленьких мальчишек мечты-то уже разные были.
И так она провалялась бедная наша церковь, все эти камни разрушенные, никому оказалось не нужные до самой, как говорится, войны. А так было с церковью уютно, как она украшала всю окрестность, а без церкви сразу село как-то потеряло свой пасторальный вид.
В селе-то и мужиков не было никого – они или в армию, или в тюрьму, после этого не возвращались в колхоз или в деревню.
Вот еще случай был. Был у бабушки Маши племянник, который приходил из соседней деревни на вечерку. На нем был какой-то пояс, к которому были нацеплены всякие нужные вещи: финка, кастет.
А соседка-то у бабушки была, говорят, ведьма. Потом, когда она померла, говорили, она себе под голову заранее капусту положила. Она была настоящая ведьма. Ну, о ведьмах мы потом поговорим. Вот этот Яшка придет, бросит свои манатки за сундук и идет спать.
Соседка, которую ведьмой-то звали, повадилась к бабке Маше лазить в сад. Залезет и яблоки обтрясет. Вот бабушка как-то говорит:
– Яшка, вот у меня соседка такая, такая дрянь, вот у меня яблоки все обтрясла.
Яшка говорит:
– Ну и что, тетя Маша?
– Ну как что, я бы у нее тоже чего-нибудь украла.
А этот говорит:
– А что б ты у нее украла?
– Ну как,