От Кремлёвской стены до Стены плача…. Борис Барабанов
от Москвы!
А у нас трест работал, я же говорил, по всей России и по всем стройматериалам, все централизовано, все было – попробуй, отверни в сторону, быстро тебя в колею поставят. Как Высоцкий пел: «А я из колеи вырвался и попер», – куда он там попер? Он с этой-то не мог справиться, с Мариной Влади. Говорит:
– Отдай жену дяде, а сам иди к Марине Влади.
Но это я так, к делу не относится. И заведующая говорит:
– Ну ладно, уж пусть она здесь поспит, а ты иди отсюда.
Я думаю: «Ну ладно, хоть она пристроилась, а я пойду, тут по залу буду ходить, как этот маятник, туда-сюда». Я ходил-ходил по залу, потом меня сморило совсем, я постелил газетку и на пол прилег. Прилег и заснул, и, видно, я поспал нормально, спокойно, потому что вещи мы в камеру хранения сдали. Вдруг что-то меня ногой пихает:
– Эй, ты, парень, ты чего тут разлегся? Что тебя, забрать в милицию?
Смотрю, открыл я глаза – а надо мной милиционер стоит.
– Что это ты на газете тут спишь, как все равно кошка и собака?
Раньше бомжей не было, даже понятия такого не было. Я говорю:
– А где же мне спать-то? У меня же вот билет есть, ехать мне надо в Барнаул.
– Ну-ка давай, вставай быстро, не положено тут спать.
Я газетку свою свернул, смотрю – а я лежу под витриной – такие были на ножках витрины для газеты, и меняли их каждый день. А газета оказалась «Гудок». И я под этой газетой «Гудок» прогудел полночи. Утром пошел, перекусить надо чего-то. Света по своим делам, я по своим, и я где-то, наверное, после обеда пошел, думаю: «Дай я в ресторан пойду, хоть щей поем или чего-нибудь подешевле». Пришел, сел за стол, официант подходит:
– Что угодно вам?
Я говорю:
– Да вы мне дайте что-нибудь подешевле.
И он мне принес суп, а напротив сел такой молодой вроде парень или мужчина, и он заказал закусочки разной, и «принесите мне 200 грамм водки в маленьком графинчике». Я тогда вообще водку не пил, думаю: «Как это он водку пьет с утра, сидит в ресторане, водка в маленьком графинчике». Я вообще тогда отрицательно относился к алкоголикам и тем, кто пьют. Этот молодой человек и не пьяница, может быть, а просто так, как раньше дворяне в каком-нибудь собрании или у кого-нибудь в гостях соберутся и в буфет идут, хряпнут по рюмочке, икрой или семушкой закусят, потом уже к обеду.
И я поел, выхожу, Света стоит, меня ждет. Взяли мы из камеры хранения вещи, сели в поезд, поехали в деревянном общем вагоне. Окна не открываются – тянешь, тянешь их, никак не открываются. Теснота, духота! Ну, тут недалеко ехать до Барнаула, доехали без проблем.
В Барнауле опять пересадка, надо ехать до Сорокино. Снова надо ждать и ехать дальше. В Барнауле мы остановились в гостинице. Ночь провели, а утром сели на поезд, поехали, а дальше пешком до Усть-Осихи, или как она раньше называлась.
Идем в Усть-Осиху, чемоданчики свои несем, пришли. Встретил нас Роднов Иван Егорович, начальник партии, такой крепкий, основательный мужик, сидит, что-то пишет. Встретил нас приветливо.
Они снимали дом под контору. В конторе люди толпятся: буровики, горные рабочие, шоферы. У начальника была подруга – полевая жена, она всеми командовала