Сильная и (не)счастливая. Галина Милоградская
мрачно кивнула, снова взяв руки стакан.
– И что мы с этим будем делать? – риторически спросила моя не по годам мудрая дочь.
– Не знаю. – Губа предательски дрогнула. Я поднялась. – Пойду полежу. Если можно, меня сегодня не трогать. – Посмотрела на Дениса. Тот понятливо кивнул, взглядом обещая Лете всё объяснить. Прихватив по дороге початую бутыль, я тяжело потопала наверх.
Значит, актёр. Миллионер, которому я предложила работу за три копейки. Как же он смеялся надо мной, наблюдая, как подсчитываю дневную выручку! А как гордо отказалась от его помощи… Перекатившись по кровати, я замычала в подушку.
А то, что между нами было?! Как мне ему теперь в глаза смотреть? Как обращаться? Как вообще к нему обращаются? Станислав Борисович? Он вдруг предстал передо мной в совершенно другом свете. Чужой. Незнакомый. Далёкий.
Отчего-то стало обидно. За себя, прежде всего. За свою доверчивость. Как всё глупо вышло… И что теперь? Зачем он это сделал?
Кажется, я опять плакала. А потом пила. И опять плакала, словно скорбела о потерянной невинности. А потом заснула в обнимку с подушкой.
Проснулась на рассвете. Поначалу не могла понять, почему спала одетой на неразобранной кровати. Воспоминания вчерашнего дня нехотя возвращались в голову, которая, к слову, нещадно болела от вчерашних слёз вперемешку с виски.
Неспешно приведя себя в порядок, я поняла, что сегодня отношусь к открывшейся правде легче. Так и должно быть. Через год, наверное, мне вообще всё равно будет… В общем-то ничего страшного ведь не случилось. Мы ведь ничего серьёзного не планировали, так не всё ли равно, кем Слава в итоге оказался: актёром Гореловым или, например, строителем Васей?
Подбадривая себя подобным способом, я спустилась вниз и поставила чайник. Заслышав шум, с лестницы кубарем слетела Лета и замерла на пороге кухни, тревожно разглядывая меня.
– Ты как?
– Напугала? – Мне вдруг стало ужасно стыдно. Напугала ребёнка женской истерикой, до которой ей самой ещё несколько лет жить. Я прижала дочку к себе, зарывшись носом в пушистые волосы. Скоро совсем меня перерастёт… – Прости, – тихо-тихо прошептала ей в макушку.
– Ты его любишь? – Ну конечно, закономерный вопрос. А что ещё может думать двенадцатилетняя девочка, видя, как мама плачет из-за мужчины?
– Мне просто было очень обидно, что он меня обманул. – Я вздохнула и отстранила её от себя, заглядывая в серо-зелёные глаза. – Иногда это бывает очень, очень обидно.
– Но он тебе нравится, – утвердительно спросила Лета, вскидывая бровь.
– Нравится. – Чайник закипел, и мы одновременно бросились его выключать. Столкнулись руками, рассмеялись. – Папа где?
– Ушёл ещё вчера. – На удивление, Лета не выказала грусти по этому поводу. – Сказал следить за тобой и не пускать в бар, если соберёшься.
– И ты всю ночь не спала? – ахнула я.
– Нет, конечно. – Дочка беззаботно пожала плечами. – Я дождалась, пока ты уснёшь, и сама легла.
– Золото