Заступа. Иван Белов
лишь изредка обмениваясь взглядами шальных обжигающих глаз. Матушка к обеду покликала, когда Марья, подметавшая двор, вдруг побледнела и едва не упала, схватившись за столб.
– Марьюшка! – Ванька подскочил, успел поддержать.
– В голове помутилось… ох. – Марьюшка обмякла у него на руках, потеряла сознание.
Грудь вздымалась бурно и тяжело. Лицо приняло землистый оттенок, она засипела, из носа капала водянистая алая кровь. Напуганный Ванька потащил невесту в горницу, бережно опустил на ложе. Прибежала Аннушка, сунулась под руку, округляя от страха глаза.
– Вань, Вань, чего тут?
– Марьюшке поплохело, – огрызнулся Ванька, не зная, что предпринять.
– Ое-ешечки! – Сестренка вылетела из комнаты. – Матушка! Матушка!
Марьюшке становилось хужей и хужей. Лоб покрылся испариной, рубаха приклеилась к телу, лицо заострилось. Лежала раскаленная, мокрая, вялая. Ванька приготовился расплакаться от бессилия.
Вошла мать, оттерла сына плечом. Склонилась к Марьюшке, положила руку на лоб.
– Горит девка. Беги за лекаркой, живо!
– Это я щас! – Ванька пришел в себя, опрометью бросился на улицу. С полдороги спохватился, вернулся, схватил рубаху, потянул на бегу через ворот.
– Анька, воды! – донесся в спину материн крик.
Никогда так Ванька не бегал, дышать стало нечем, спицей кололо в боку. Лекарка Ефросинья жила на другом конце села возле Тверских ворот. Бабка поможет, всякие болезни знает и лечит, как телесные, так и душевные. Берет недорого, кто сколько даст. Ванька бежал, распугивая курей, перепрыгивая грязные лужи. Наступил в воду, черпанул через край. «Марьюшка, Марьюшка», – прыгала в голове дикая мысль. Впереди замаячила островерхая крыша. Всем телом ударился в калитку, залетел на двор. Огляделся. Бабка Ефросинья ковырялась на огороде, тяпая землю мотыжкой. Рядом дергался приживала – оживленная волшбой деревянная кукла высотой бабке до пояса с ручками на шарнирах и грубо намалеванным краской лицом. Такие еще встречались у старых колдуний, помогая по хозяйству и в ведовстве. Увидав Ваньку, приживала заслонил хозяйку собой. Ефросинья, напуганная вторжением, погрозила сухоньким кулаком.
– Куды лезешь, диавол?
Ванька попер на нее.
– Репу подавишь, лободырный [6]! – Приживала замахал тоненькими ручонками. – А ну повертай!
– Отвали, полено. Спаси, бабушка. – Ванька хлопнулся на колени, не обращая внимания на разбушевавшегося деревянного человека. – Невеста помирает.
– Марья? – Лекарка подозрительно прищурилась.
– Она.
Ефросинья отступила, щеря беззубый рот.
– Пущай помирает, оно и к лучшему выйдет.
– Бабушка!
– Заступе невесту верни. – Ефросинья погрозила пальцем. – Она с ним повязана, так и будет соки тянуть. Ту жилочку порвать сил моих нет, дело богомерзкое, грешное. Не возьмусь. К Устинье иди, авось подмогнет. Ну, а ты чего встал? –