Рубиновый лес. Анастасия Гор
подобные слова всё равно резали меня, как любящую дочь, изнутри. – Оникс до последнего младенца вырезал семьи тех королей, которые отказались стать его ярлами и потерять независимость. Тех, кто присягнул ему и поддержал в завоеваниях, он пощадил, но ты правда думаешь, что никто не жаждет мести? Если ты пойдёшь завтра на конную прогулку с Дайре…
– То что? – с вызовом спросила я, потеряв терпение.
Солярис сжал губы в тонкую линию и навис надо мной, оказавшись так близко, как не предполагал ни один танец.
– То останешься без подарка!
Я так растерялась, что даже не нашла достойного ответа. Музыка окончательно стихла, и зал в мгновение ока наполнился смехом и рукоплесканиями, подбадривающими нас с Солом станцевать ещё раз. Но, судя по тому, как он, обогнув меня, вдруг направился к главным дверям, это был его последний танец в жизни. Недаром в «Памяти о пыли» написано, что дракон считается взрослым только по достижении пяти сотен лет: Солярис часто вёл себя как ребёнок. А ещё он напоминал мне стог сена – мягкий и уютный ровно до тех пор, пока не бросишь искру. Вспыхивает мгновенно.
– Гектор!
Пронзительный визг заглушил весёлый гвалт и старинную балладу о возведении гор Мела, начавшуюся сразу после «Лисьей свадьбы». Я резко обернулась, и даже Солярис, продирающийся через толпу к выходу, остановился.
У ножек королевского стола, прямо на полу, сидела Матти, держа на коленях голову Гектора. Вокруг валялось несколько перевёрнутых серебряных блюд и разлитых кубков, но никто, даже слуги, не думал помогать: все только посмеивались, полагая, что малец попросту налакался мёда, как это часто случается на пирах. Однако даже самый крепкий мёд вряд ли сделал бы Гектора столь мертвенно-бледным. И уж точно не мёд заставил его губы посереть в тон костюму, пальцы конвульсивно дрожать, а глаза закатываться в приступе.
– Я разберусь, – сказал мне Солярис, тут же бросившись в противоположную от дверей сторону, чтобы, добравшись до королевского стола и Матти, подобрать её обмякшего брата на руки и поспешно вынести из Медового зала на свежий воздух.
Я замешкалась, разрываясь между желанием помочь друзьям и беззвучными мольбами Гвидиона, машущего руками с дальнего конца зала. Гости тут же столпились вокруг, как по команде, видимо решив, что, пока я осталась одна, самое время распить со мной мёд на брудершафт и войти в доверие. Кто-то всё-таки принялся расспрашивать меня о Красном тумане, нарушив запрет, кто-то снова завёл речь о Солярисе и его происхождении, а кто-то начал настырно сватать мне своего старшего сына. Хватило всего трёх-четырёх таких бестактных вопросов, чтобы я, всё-таки не сдержавшись, стремглав покинула зал.
– Ты уже забыл, зачем взялся изучать сейд?
– Это вовсе не смертельно, в отличие от недуга, которым страдает истинный господин…
– И поэтому ты предпочёл его родному брату?
– Не переходи границы.
– Твоя работа, Ллеу, уже давно не…
– Моя работа касается лишь меня одного. Твоё же дело – ублажать драгоценную