Листает ветер рукопись мою. Лариса Миронова

      искренно лобзали, но снова скоро убегали.

      Да, эта юность столь резва, что закружилась

      голова, мне был бы труден этот трюк – вдруг

      встать в тот круг как друг. Я взглядом

      встретился с одной, навскидку просто вамп,

      сказать могу, однако, вам, что Куртуазностью

      зовут прекраснейшую даму. Так расторопна,

      так добра, ну и походка от бедра, когда

      взмахнет она ногой, или рукой, точно не знаю.

      (Да как мне знать, коль дело было в разгар

      мая?) Она, любезно так воркуя: «Чем быть могу

      полезна вам? Всё дам, не дам лишь поцелуя.

      К тому ж, настал и ваш черед вступить в наш

      общий хоровод, ваше лицо и платье – всё

      красиво», – сказавши это неспесиво,

      берет меня прям за рукав. А я, ни слова не

      сказав, нисколько не смутился, взял да и встал,

      хотя совсем не замышлял, однако смелости

      хватило. Вообще-то это очень мило, что доброй

      дамой приглашен. Так, хороводом окружен, я

      рассмотреть могу свободно кого угодно,

      танцоров тех со всех концов: наряды, выправку,

      лицо и чем садятся на крыльцо. Отчет даю, на

      том стою: наш Репозан и прям, и строен, высок,

      собой прекрасен, самой Природой избран он, в

      любой компании Пан – он. Его фигура без

      изъяна, лицо кругло, в меру румяно, в его

      сияющих глазах лазурь, что в майских небесах,

      и волосы бегут волной, блестит оттенок золотой.

      В плечах сажень косая есть – чтоб мне ни

      встать, ни сесть, но гибкий пояс говорит, что

      рыцарь сей мышцу имеет, как гранит, сказали б

      вы о нём – герой! Так доблестно хорош

      собой. А уж какой он кавалер! На свете нет

      лучше манер. Наряд богат и ловко сшит, на

      платье из парчи фигуры птиц, а на ногах

      простые туфли на шнурках, не сапоги и не

      сандальи, короче, вы б его узнали.