Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона. Морис Дрюон
еще и недоверчив ко всем прочим своим качествам, – подумал Толомеи, – не хочет оставлять после себя следов». Но вслух произнес:
– К вашим услугам.
Гуччо написал под диктовку следующее послание:
То, о чем мы догадывались, подтвердилось, и к тому же самым постыдным образом. Я знаю всех действующих лиц и так их прижал, что, если мы не мешкая примем меры, улизнуть им не удастся. Но одна лишь вы располагаете достаточной властью, дабы совершить то, что мы задумали, и ваш приезд мог бы положить конец той мерзости, что чернит честь ваших ближайших родственников. Мое единственное желание – верно служить вам телом и душой.
– А подпись, ваша светлость? – спросил Гуччо.
– Вот она, – ответил Артуа, протягивая юноше железный перстень. – Отвезешь его королеве Изабелле. Она поймет… Да уверен ли ты, что сможешь сразу же попасть к ней? – добавил он с сомнением в голосе.
– Да, ваша светлость, – ответил за племянника банкир Толомеи, – государи Англии кое-что слышали о нас. Когда король Эдуард приезжал сюда в прошлом году вместе с королевой Изабеллой, чтобы присутствовать на празднествах, где вы вместе с королевскими сыновьями были посвящены в рыцари, – так вот! – король английский занял у нас, ломбардских купцов, сумму в двадцать тысяч ливров, которую мы собрали промеж себя, и до сих пор не соизволил вернуть долг.
– Как, и он тоже? – воскликнул Артуа. – Кстати, банкир, как же по поводу… по поводу того, первого вопроса?
– Что поделаешь! Не умею я, ваша светлость, вам отказывать, – вздохнул Толомеи.
Он взял мешочек с пятьюстами ливрами и протянул его Роберу.
– Припишем эту сумму к прежнему вашему счету, равно как и дорожные расходы вашего посланца.
– Ах, банкир, банкир, – воскликнул Артуа, широко улыбнувшись, отчего просветлело все его лицо, – ты верный друг. Когда я заполучу графство, я назначу тебя своим казначеем.
– Надеюсь на вашу милость, – ответил Толомеи, склонившись в поклоне.
– А не выйдет, так захвачу тебя с собой в ад. Там мне здорово будет недоставать тебя и всего прочего.
И великан, размахивая тяжелым мешочком, будто детским мячом, направился к выходу. В дверях он нагнулся, чтобы не удариться о притолоку.
– Вы опять дали ему денег, дядюшка! – сказал Гуччо, укоризненно покачав головой. – А ведь вы сами говорили…
– Гуччо мой, милый Гуччо, – нежно возразил банкир (сейчас он смотрел вокруг себя обоими широко открытыми глазами), – на всю жизнь запомни одно правило: тайны великих мира сего стоят тех денег, которыми мы их ссужаем. Не далее как нынче утром его высокопреосвященство Жан де Мариньи и его светлость Артуа оба дали мне долговые обязательства, которые дороже золота и которые мы сумеем в свое время пустить в оборот. Ну а золото… мы уж как-нибудь восполним убыток.
Он задумался, потом сказал:
– На обратном пути из Англии тебе придется сделать крюк. Поедешь через Нофль-ле-Вье.
– Слушаюсь, дядюшка, – ответил