Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона. Морис Дрюон
как раз то, что намеревался я им выложить, и, когда он уберется прочь, мне уже нечего будет взять. Ну и путешествие! Пора, кажется, мне вмешаться».
Гуччо злобно поглядывал на прево, который у него под носом перехватил добычу и испортил эффектную роль, к которой готовился сам юноша.
Молодая девушка, что встретила Гуччо у порога, остановилась неподалеку. От нечего делать он взглянул на нее. Из-под чепчика выбивались пушистые волны чудесных золотистых волос. Кожа у нее была какая-то особенно светлая, глаза темно-синие, огромные, а фигурка тоненькая, стройная, но приятно округлая. Ее, по-видимому, смущало то обстоятельство, что незнакомец попал прямо в разгар отвратительной сцены. Не каждый день в их забытое богом Крессе является столь красивый молодой человек, одетый с роскошью, какой и не видели в их захолустье; и надо же случиться подобному несчастью, что он явился именно сейчас и увидел семейство де Крессе в самом неприглядном свете.
Взгляд Гуччо невольно задержался на Мари. Как ни был он раздосадован, пришлось признать, что зря он оговорил девушку, еще не видя ее. Но мог ли он ожидать, что встретит такую красотку в этом медвежьем углу! Гуччо перевел глаза с лица девушки на ее руки: руки были белые, тонкие, нежные – словом, никак не портили общего впечатления.
А там, в глубине залы, спор разгорелся с новой силой.
– Разве мало того, что я потеряла супруга! Значит, по-вашему, надо еще платить шестьсот ливров, чтобы сохранить наш кров? Я буду жаловаться графу де Дрё! – кричала мадам Элиабель.
– Мы уже внесли триста ливров, – поддержал ее бородатый сын.
– Наложить арест на наше имущество – это значит осудить нас на голод, а продать с молотка – значит обречь нас на смерть, – подхватил безбородый.
– Приказ есть приказ, – настаивал прево, – я в полном праве и непременно назначу торги на ваше имущество, а сейчас наложу на него арест.
И опять этот проклятый прево слово в слово сказал ту самую фразу, которую приготовил Гуччо!
– Какой мерзкий человек, чего он от вас хочет? – вполголоса спросил Гуччо девушку.
– Не знаю, и мои братья тоже не знают; мы в этих вещах ничего не понимаем, – ответила Мари де Крессе. – Кажется, речь идет о налоге на наследство.
– И поэтому он требует с вас шестьсот ливров? – хмуро осведомился Гуччо.
– Ах, мессир, на нас обрушилось такое горе, – ответила девушка.
Их взгляды встретились, и юноше почудилось, что девушка сейчас заплачет. Но нет, она стойко держалась в беде и отвела свои красивые темно-синие глаза только из понятной девичьей скромности.
Гуччо задумался. Весь его гнев обратился сейчас против прево именно потому, что этот мессир Портфрюи слишком явно разыграл злодея, какого намеревался изобразить сам Гуччо. Внезапно, чуть ли не прыжком пересекши залу, юноша подскочил к представителю власти и крикнул:
– Позвольте, мессир прево! Не кажется ли вам, что ваши действия не что иное, как прямой грабеж?
Прево даже застыл от удивления, он сердито