Искупительница. Джордан Ифуэко
задать мне один вопрос. Любой на ваш выбор.
Он отступил, и я слишком поздно поняла, что воины успели нас окружить. Прежде чем исчезнуть за пределами круга, оставив меня внутри, он подмигнул:
– Мой приз, разумеется, такой же.
Я возразила:
– Но если я не захочу отвечать на твой…
Воины заглушили мой вопрос. Они запели звучными голосами, весело мне улыбаясь.
Видишь ли ты его, дева?
(Умна ли она?)
Слышишь ты его, дева?
(Красива ль она?)
Птица ведет тебя к меду – выпьешь до дна?
Если найдешь его,
(Губы ее полны ли?)
Если поймаешь его,
(Бедра ее широки ли?)
Красавица-дева, надеюсь, ты голодна!
По залу разнеслись хихиканье и шепот. Мое лицо вспыхнуло.
Ритуал ухаживания. Зури – этот пустоголовый нахал – втянул меня в ритуал ухаживания.
Я прищурилась, глядя на него, полная решимости победить – пусть даже только для того, чтобы потребовать ответить за свою наглость. Он начал танцевать: я видела только его макушку – он гибкой тенью скользил за спинами воинов. Воины двигались в противоположном направлении, чтобы еще больше меня запутать. Зури танцевал резко меняя направление, и мне приходилось делать то же самое.
Я запоздало поняла: он менял направление точно в такт музыке, заставляя меня двигаться под ритм. Ракушки каури скользили по моей коже. Я вытерла ладонью вспотевший лоб, невольно улыбнувшись.
– Хитрый ход, – выдохнула я.
Он все-таки заставил меня танцевать.
Темп все набирал обороты, пока у меня не закружилась голова. Наконец я потеряла Зури из виду. Я отчаянно завертелась, но удары шестами продолжались – пять, шесть, семь, – и вот игра уже закончена. Зури вошел в круг, улыбаясь от уха до уха. Жилистая грудь блестела от пота. Воины сомкнулись за его спиной снова.
Я нахмурилась, скрестив руки на груди… но, не успела я понять, что происходит, как Зури поднял меня за талию, точно как Дайо недавно поднимал Ай Лин в иджо агбайе. Я ахнула, схватившись за его плечи. Грациозно меня покружив, он опустил меня на пол и наклонился к моему уху.
Мое дыхание участилось.
Он пах резко и сладко одновременно, как полировка для копий в сочетании с маслом агавы. Его губы коснулись моей щеки. И на мгновение мне почему-то вдруг почти – почти! – захотелось, чтобы вместо этого он нашел мои губы.
Голосом холодным, как шелк, он спросил:
– Кто убил Таддаса из Мью?
Я отшатнулась, как будто он меня ударил.
Кажется, он тут же пожалел о сказанном.
– Прости меня, Тарисай. Я не хотел…
Я вырвалась у него из рук. Зал поплыл перед глазами. Грозные обсидиановые статуи смазались в одно большое черное пятно, и я вдруг снова оказалась в том пустом коридоре: кровь Таддаса растекалась по плитам, мальчик говорил что-то, давясь словами, которые я не понимала, а потом он обратился в пыль, и Таддас был мертв, и все это – из-за меня,