Борьба за равновесие. Юлия Олейник
ничего с ним не делал, клянусь!
– Ну ещё бы, – кхара позволила себе болезненную усмешку, – попробовал бы ты. Я бы многое отдала за это зрелище.
Она хрипло вдохнула воздух и почти упала на тюфяк с сеном, служивший Рилмоку постелью. Было видно, что разговор давался ей с трудом. Из-под повязки опять начала сочиться кровь. Рилмок быстро протёр лоб чистой тряпицей и наложил свежую повязку, исподволь рассматривая раненую. Кхара тяжело дышала. Единственный глаз пристально оглядывал комнату. Глаз был большой, насыщенного фиолетового цвета и совсем без ресниц. Внутренне содрогнувшись, Рилмок отметил про себя мигательную перепонку, как у амфибий. Она поднималась и опускалась, пугая лекаря. Бровей у странной пациентки тоже не было, кожа казалась удивительно молодой и гладкой. Многие красавицы душу продали бы за такую кожу, если бы не жутковатый белый цвет, из-за чего лицо делалось похожим на посмертную маску. Губы тонкие и тоже белые. Как ещё успел отметить про себя Рилмок, женщина не имела волос на голове. Вообще. Никаких. Голова была лысой, как шар для игры в «ток-тук». Неприятная голова, хотя это дело вкуса. В Кхаридане, возможно, женщина производила фурор. Пересилив странное отвращение, Рилмок стал оглядывать кхару с ног до головы. Высокая, очень худая, но это не болезненная худоба, скорее, так выглядит сильный и поджарый зверь. Пальцы на руках длинные, тонкие, Рилмок не представлял эти руки сжимающими меч. Такие руки держат букеты полевых цветов или перебирают струны арфы. Но грубые мозоли на пальцах и хищно вытянутые ногти с металлическим отблеском ясно давали понять род занятий их обладательницы. Всё тело говорило, кричало, пело о войне. Рилмок заинтересованно наклонился над кхарой, рассматривая доспехи. Снять их у него так и не получилось, хоть он и искал застёжки или крючки; амуниция словно вросла в кожу. Пришлось накладывать повязку на грудь прямо поверх кольчуги. Как ни странно, кровь остановилась. Рилмок дорого бы дал за возможность раскрыть тайну доспехов, но обнадёживал себя мыслью, что спасённая им кхара сама расскажет об их удивительных свойствах. Доспехи казались продолжением кожи и были выполнены из странного чёрного материала, напоминавшего по виду крупную чешую. Открытыми они оставляли только голову и кисти рук. Рилмок пытался скоблить их пальцем. Палец скользил по гладкой, тускло блестящей поверхности, как по стеклу. Молодой человек был уверен, что, поскобли он ножом, эффект был бы тот же. На шее женщины с двух сторон виднелись чуть заметные полосы, три диагональных полосы, начинающихся от ушей и заканчивающихся у самого горла. «Жабры, – подумал Рилмок, – Создатель, это настоящие жабры. Б-р-р… Воистину, это нелюдь, и человек их никогда не поймёт.»
Кхара забылась тяжёлым беспокойным сном. Пусть она и её собратья бьют все рекорды выносливости, опережая даже медноголовых гномов из Медных же гор, но получить две глубокие раны, одну из них в голову, неизвестно сколько лежать без сознания и без помощи под запылённым кустом, – тут любой обессилеет. Рилмок укрыл раненую залатанным одеялом, и только тут понял, что даже не знает имени своей нечаянной гостьи.
Он