Берова тропа. Марианна Красовская
слабого! Перевязки ладно, сделает на ночь. А все остальное… Он же на ноги встать не в силах!
Ох, хозяин леса, господин Берушка, смилуйся, проложи дорогу короткую до дома!
Заговорами Марика старалась пользоваться не часто. Сил у нее было – чашка да малая капля. Чашку всю она в раненого Ольга влила, ему нужнее. Кровь останавливала, раны заговаривала, усыпляла. А каплю последнюю – сейчас со страху отдала за быстрый путь. Все, теперь голова болеть будет долго, да завтра весь день проспит. Хорошо хоть, дар травницы при ней навсегда, травы она слышит без всякого внутреннего огня. Ничего, потихоньку восстановится.
Корзина с ягодой тянула к земле, по листьям папортов, по кустам, по дурман-траве змеился серый туман. Марика и не подозревала, что так устала. Да еще силы потратила. И голодная. Ненадолго уходила, даже хлеба ломоть с собой не взяла. Это бывало и раньше, лес – он такой. Затянет в свои густые объятия – не сразу и выберешься.
А у дома ее уже ждали. Крупная женщина в платке и богатом кафтане переминалась с ноги на ногу возле покосившегося плетня с висевшим на палке волчьим черепом. Дальше не заходила, боялась проклятий ведьминских. И чего они все костей боятся? Что их, кости сухие укусят разве? Живых волков надо бояться, мертвые не опасны. Но оберег от чужаков вышел славный, надо будет еще заячьих голов повтыкать да птичьих.
– Что надобно? – надменно спросила чужачку, выпрямляясь и ставя наземь корзину.
– Матушка, помилуй, не оставь в беде, – заныла баба, умильно складывая руки под большой грудью.
– Плод не вытравливаю, приворотные зелья не варю, ядов не имею. Да ты помнишь, наверное… Лукерья.
Вспомнила, наконец! Непростая баба, кузнечиха. Из зажиточных. Муж, видать, работящий, умелый, да и сама не простая. По весне приходила за снадобьями от живота, вроде бы для сына. Потом принесла муки да яиц, значит, поправился малец.
– Вспомнила меня, матушка, – поклонилась в пояс Лукерья.
– Сынок как, не хворал больше? Ты ему не позволяй зеленых слив есть больше, да воду из реки не бери, только из колодца.
– Здоров, здоров Маркуша, нынче на службу княжескую собирается. Двенадцать годков ему, пора уже.
– Хотела-то чего?
– За тем и пришла, родимая. Сыночку с собой хочу мази целебной положить, что раны заживляет, да травок от грудного кашля. Да оберег бы какой от злых людей…
– Обереги – это к Зимогору. Я не сильна. К тому же нет сильнее амулета, чем материнским волосом расшитый да слезами пропитанный. Научить тебя, Лукерья?
– Научи, век благодарна буду.
– Что ж, дело нехитрое. Пояс простой белый берешь, нитками шелковыми расшиваешь. В нить волос свой вплети, думай про сына, всякого ему доброго желай. Петухи красные – к силе молодецкой, колосья желтые – на богатство, а след Беров черный – для защиты от злых людей. Так ведь сама знаешь. Потом на растущую луну на окне или завалинке оставь и на сына своими руками надень, а до того никому в руки не давай. Не должен никто коснуться. А снадобья погоди, принесу сейчас.
Довольная