Растяпа. Ум, честь и совесть. Анатолий Агарков
напомнил о себе:
– Прости за высокий штиль, чтобы выполнять доверенное нам партией дело служения великой идее построения коммунистического общества, требуется фантастическая выносливость рассудка. Тут, брат, не до сантиментов. Как считаешь?
Он покосился на меня, но я не знал, что ему ответить – только судорожно глотнул.
Шеф не торопил, не давил, но и не отворачивался.
В конце концов, чтобы он вернул внимание дороге, произнес:
– Ладно.
Это не самый содержательный ответ, но ничего лучше не нашел.
Кожевников улыбнулся, словно я сказал что-то умное.
– Мы учимся выживать, преодолевая проблемы внешние и души. Талантлив тот, кто не работает против себя.
Шеф отвернулся от меня.
– Расскажи мне про свою жену.
Мои воспоминания раскладывались как сложенный в несколько раз, написанный от руки листок, найденный закладкой в книге.
Я увидел Ляльку первокурсницей в кабинете коменданта общежития.
– Мне тогда было двадцать три, а ей семнадцать. Я был председателем студсовета, она вчерашней абитуриенткой. Мы не успели подружиться, как заказали сына. К сожалению, он не смог спасти нашу семью…
Повернулся лицом к шефу:
– Я не хочу терять семью. Хочу отыскать решение. Решение всего – любви, верности, счастья. Хочу знать, что мне делать. Есть ли у меня еще шансы?
– Не майся дурью, – жестко сказал Пал Иваныч. – Мы едем не упрашивать, а решать: разрыв так окончательный. И пусть это больно ранит – не умрешь. А поправишься – будешь жить.
Вслед за его словами в душу вползло странное ощущение, необъяснимое чувство, что в Розе меня ожидает конец чего-то – только не знаю чего.
Шеф следил за моим лицом.
– Анатолий?
Я вздохнул:
– Не знаю, как тебе сказать.
Он кивнул:
– Просто скажи.
Я не смог заставить себя сказать, что еще не готов отказаться от бывшей жены.
Мудрый шеф мой заметил терзания и понял их суть.
– Ты хоть представляешь, на что обрекаешься? Может, она всю жизнь будет менять кавалеров, в перерывах возвращаясь – мол, милый, я накувыркалась и опять теперь тебя люблю. Ты хочешь с этим жить?
– Нет. Но я бы попробовал.
– Ну и дурак.
Когда пробирались переулками Розы, услышал, как Кожевников бормочет под нос: «Еще раз? Да ни за что!» Интересно, это он о чем?
Наконец, пришла минута, когда мы известили о своем прибытии нажатием кнопки дверного звонка. Я был на взводе словно пружина: мне надо было прятать свой страх.
Открыла теща – теперь уж бывшая.
Лялька была в Челябинске, а Крюковы сидели на чемоданах – Виктор Киприянович получил место в ЧелябНИИОГРО (научно-исследовательский институт открытых горных разработок) и к нему квартиру в областном центре.
Витек кинулся ко мне – подобное тянется к подобному – и его детская радость легким покрывалом окутала мне плечи.
– Пал Иваныч, – представил шефа.
О своей должности он сам.
– Так ты теперь работаешь