Наказ цыганки. Ольга Сергеева
в один момент, не двигается дальше, кажется, что всё случившееся произошло с кем-то другим. Шли годы, росла Лиза. Анастасия писала Пете, а он отвечал, но письма шли очень долго. В год ей удавалось получить три-четыре известия от него. Письма были короткие, всё об одном и том же: «Я здоров, как ты? Люблю тебя. Поцелуй от меня Лизоньку». Цензура работала хорошо, и Пётр это знал.
Анастасия лишь один раз съездила навестить мужа, оставив Лизу на попечение Серафимы. Ей понадобилось две недели, чтобы добраться до Иркутска. Политические жили в бараках за городом и работали на солеваренном заводе. Добившись свидания, она смогла переночевать лишь одну ночь с мужем в маленькой, специально отведëнной для жëн ссыльных избушке с крохотной печкой и узкой кроватью.
В 1904 году царь Николай II по случаю рождения наследника престола цесаревича Алексея объявил амнистию для всех политических заключённых, отбывших срок более десяти лет. Петя вернулся и приехал в Сосновку к жене и дочери. Больше ему ехать пока было некуда. Раньше типография давала хоть какой-то доход, и им удавалось снимать квартиру. Без типографии у них не осталось ничего.
Перед Анастасией стоял почти незнакомый человек, небритый и нестриженый, постаревший и поседевший. Петру было всего 33 года, когда он вернулся из ссылки. Он хотел было обнять свою четырнадцатилетнюю дочь, но Лиза испуганно спряталась за спину матери.
– Здравствуй, Настенька, – сказал Пётр.
– Петя! – она искренне и крепко обняла мужа.
Она не винила его. Годами она думала над этим, боясь, что в один прекрасный день возненавидит Петра, обвинит его во всех своих горестях, невыплаканных слезах, но ненависти не было. Он мог бы изменить свою жизнь, мог бы оставить свои политические идеи и обеспечить своей семье нормальное существование, но не сделал этого. Бог ему судья. Анастасия приняла ту жизнь, которая была предписана ей судьбой.
– Папа, это Петя! – представила она их.
Фёдор крепко пожал руку Петра:
– Вы у себя дома, Пётр! Добро пожаловать.
Пётр ответил на рукопожатие, молча разглядывая помещика, являющегося отцом женщины, которую он любил, против которого боролся, за что провëл в ссылке тринадцать лет. Тем временем Анастасия обняла дочь за плечи:
– Лизонька, папа вернулся. Подойди, не бойся.
Лиза вырвалась и убежала.
– Дай ей время, – сказала Анастасия мужу.
– Понимаю, – ответил он.
– Пойдём, я покормлю тебя.
Серафима утешала плачущую Лизу.
– Ну, что же делать, барышня! Он ваш отец, а отцов не выбирают. Да вы не убивайтесь так, дом у нас большой, тут можно жить и друг друга неделями не видеть!
Затем она пошла к Анастасии.
– Позвольте, Анастасия Фёдоровна, маленькой барышне пока у меня побыть. Привыкнуть ей надо к отцу-то. Уж больно она расстроилась, сами понимаете, дело такое деликатное…
– Да, да, конечно, Серафима, спасибо тебе, как всегда, за заботу. Все мы у тебя под крылышком выросли, –