Лешие не умирают. Игорь Осипов
не протиснусь.
Выйдя за ограду, Максимыч прямиком направился к ожидавшим его возле кустов дикарям. Низкорослые homo canalisatis с почтением поклонились сталкеру, а воду принимали от него, как величайший дар богов. Бутылку, трижды обернув грязной тряпкой, спрятали в торбу, сшитую из мохнатой шкуры. Мухи, наконец-то, оставили в покое Максимыча и перебрались на дикарей – те совершенно на них не реагировали, явив образец единения природы с человеком и позволяя насекомым совершенно недопустимые, в понятии цивилизованных людей, вещи. Изотов еще некоторое время слушал гостей, кивал, что-то отвечал, после чего вернулся к воротам, а дикари растворились среди зелени, словно их и не было вовсе.
– Ну что там? Чего надо? – Сержант запер ворота.
– На охоту зовут. Мало их осталось, сами не справляются. Тварь какая-то житья не дает.
– И когда?
– Завтра к утру обещались прийти – сопроводить.
В сборах на охоту самое трудное – получить разрешение. Эта напасть преследует охотников с тех самых времен, как только охота перестала быть способом добычи пропитания. Если в стародревние довоенные времена спрашивали у жен, а затем у лесников, то теперь, с одной стороны, стало проще, но с другой трофеи вообще никак не могли пригодиться, и надо умудриться получить это самое разрешение у начальства. Как объяснить, что ты потратишь дефицитные боеприпасы и будешь рисковать своей жизнью всего лишь ради сомнительного удовольствия?
Васильев упирался целый час, не давая разрешения, и только Еремин, долго слушавший препирания, все «за» и «против», выдал: «Пускай сходят. В конце концов, это мы их ряды проредили, значит, нам и помогать». Латышев расплылся в улыбке, словно это его личная заслуга в прореживании, и так было задумано изначально.
Решили сходить вчетвером: Латышев, Данила, Максимыч, и четвертым, по настоятельной просьбе последнего, взяли Молодого. Васильев, насупившись, как мышь на крупу, «оторвал от сердца» рацию и наказал, чтобы «отзвонились» сразу, как выберутся на поверхность. Ну, и конечно, если что-то случится – «домой можете не возвращаться – придушу лично». Не понятно, то ли рацию жалко, то ли за охотников переживал.
Время, назначенное дикарями, приближалось. Смешно – а как они определяют его, если все это самое время живут под землей, в темных лабиринтах канализации? «Вот мы их ждем, а ребята и не в курсе». Максимыч чувствовал себя идиотом, но старших товарищей отсутствие дикарей почему-то не смущало, а Молодой был просто рад, что его взяли с собой, и целиком и полностью доверял именитым сталкерам. Такое ощущение, что он даже пытался угадывать желания старших, лишь бы хоть так отблагодарить их за оказанное доверие.
Данила ворковал возле будки с Родничком. Воспитанник вылез из своего домашнего уюта, выказывая хозяину весь спектр чувств в меру своих цветочных мозгов: громко шелестел листьями, терся цветками об руки и шлем. Латышев, наблюдая эту картину, только посмеивался и выдавал свои обычные подколки и хохмы. Больше ради убийства времени и скуки, чем для смеха.
– Вот