Мой палач. Лезвием. Екатерина Ромеро
но мужчина ловит мое лицо, заставляя посмотреть себе в глаза.
– Успокойся.
– Нет! Не трогайте… не надо!
Все мое тело трепещет рядом с ним в агонии. Я чувствую его прикосновение к лицу. Бес не делает больно, но у меня почему-то кожа горит. Пламенем диким, сумасшедшим просто накалом.
В какой-то момент голова начинает кружиться, а пальцы опять немеют. Опускаю глаза. Не могу смотреть на него. Смотреть на такого красивого внешне, но страшного внутри мужчину просто не способна.
Во рту становится еще более сухо, как-то терпко, и я понимаю, что отключаюсь, но Бес не позволяет, встряхивая меня за плечо и перехватывая лицо.
– Кукла, смотри на меня. На меня! Ты будешь меня слушаться? Последний раз спрашиваю.
– Нет! Идите к дьяволу!
Вижу сквозь слезы, как сильно ходят желваки на скулах у монстра, после чего он меня отпускает, перехватывая цепь.
– Тогда будешь сидеть на цепи до тех пор, пока не поумнеешь.
– Не надо! Не н… надо, – слова вырываются из горла, но я их будто глотаю. Дыхание сбивается. Я опять заикаюсь, когда Бес, зажав меня у стены, с легкостью надевает мне ошейник на шею.
Пытаюсь противостоять, но это все равно что со львом бороться. У меня нет ни шанса. Ни одного оттолкнуть его от себя.
Мои трепыхания Бесу нисколько не вредят. У меня совсем нет сил, и, как я ни стараюсь его поцарапать, ничего не получается.
Когда ощущаю снова ошейник на шее, у меня как будто какой-то приступ начинается. Я кричу, задыхаюсь, тяну его, но Бесу все равно. Он поднимается и пристально смотрит на мои трепыхания. Я же словно умираю. Быть на привязи хуже всего! Когда чувствуешь свою слабость, зависимость, беспомощность! Когда ты хуже собаки, хуже животного. Для него.
– Снимит… те эт… то. Боже! Хват… тит!
– Не истери. Попроси нормально, и я отвяжу тебя.
– Чего вы х… хотите? Моей смерти? Так уб… бейте, убейте меня!
Говорить невероятно трудно. Всхлипы не позволяют расслабиться, а спазмы в груди – нормально произносить слова, но Бес прекрасно меня слышит и смотрит так… как на грязь какую-то.
Забиваюсь в углу, когда он наклоняется ко мне и хватает за цепь, одним движением привлекая к себе.
Сквозь слезы вижу его лицо. Мрачное, суровое, жестокое. И нет в нем никакой жалости. Бес не знает, что это такое.
Опускаю глаза, но он специально поддевает пальцем подбородок, заставляя посмотреть на себя.
– У тебя его глаза. Сучьи, блядь, отцовские глаза!
Его кулаки при этом сжимаются, а я плачу. От ужаса.
– З… зачем вы забрали меня из того подвала?! Бросили бы там, и я б… бы и так умерла!
Встречаюсь с диким взглядом Беса. Сколько ненависти у него. Ко мне. Зверь это, а не человек. Дикий.
– Нет. Ты умрешь, когда я захочу, и так, как я захочу.
– Я ч… человек. Я женщина! Со мной н… нельзя. Так, – шепчу ему, всхлипывая и смотря в эти красивые серебристые глаза. Ну почему ты такой… холодный, как лед арктический.
– Ты забыла, девочка. Ты не женщина для меня. Ты моя сука, ты моя вещь.
После