Тайна визиря Шимаса. Шахразада
осведомился посланник. – Ты укоряешь меня в двурушничестве? Смеешь назвать меня шпионом?
– О, не таи обиды, достойнейший! Все мы лишь живые люди. И на любого из нас могут напасть разбойники… Особенно на человека, который везет письма… и золото…
Посланник счел за благо промолчать. «Пусть считает себя самым мудрым человеком в мире… Главное, чтобы денежки исправно передавал…»
– Вкуси щедрых яств, почтенный… А потом мы побеседуем… – вновь повторил Исмаил, провожая человека в иноземном платье в соседние покои, где и в самом деле был накрыт обед, увы, вовсе не такой щедрый, как можно было бы ожидать от такого богача, как казначей Исмаил.
«Он задумал что-то… Иначе почему так бегают его глаза… Но, Аллах всесильный, пусть мой хозяин сам разбирается с этим ничтожеством».
Посланник принялся за еду. «Удивительно, – думал он, – чем богаче дом, где мне приходится бывать, тем более скудная и невкусная там еда…» И в этот миг он вспомнил плов своей матушки, жены мастера по дереву. Плов, источавший тысячи неземных ароматов, обильно сочащийся вкусным мясным соком, полный приправ; плов, где каждое зернышко риса наполнено прекрасным золотистым сиянием… Плов, который может поместиться далеко не на каждом блюде…
«А пирожки бабушки Зейнаб… А шербет тетушки Асии?»
От одних воспоминаний у посланника захватывало дух. И именно эти воспоминания о настоящем, а не деланном гостеприимстве, о подлинных лакомствах помогли ему расправиться с необильным и невкусным «щедрым столом» казначея Исмаила.
И почти сразу сам он появился на пороге.
– А теперь пойдем в мои покои, почтенный! Я хочу, чтобы ты передал своему хозяину, уважаемому Мехмету, мои слова.
– Я весь обратился в слух, уважаемый хозяин. И готов запомнить каждое их твоих слов без ошибок и без ошибок же передать их моему уважаемому нанимателю.
Казначей опустился на подушки, взял в руки мундштук кальяна и только после этого жестом пригласил гостя последовать своему примеру.
– Запоминай же… Подумалось мне, уважаемый, что нет никакой нужды вкладывать деньги в торговлю или странствия, ремесла или науки. Процент от этих вкладов мал, а те, кто ждет прибыли, не могут удовлетвориться теми ничтожными суммами, какие эта прибыль дает. Поэтому, мне кажется, можно заставить деньги работать куда более… успешно, если поступить иначе. Можно прокричать на всех углах, что некий иноземец – ибо последователям Аллаха всесильного запрещено быть ростовщиками… Да, так вот… Какой-нибудь иноземец с громким именем объявляет, что будет платить проценты в два или в три раза больше, чем остальные. К нему, конечно, сразу потянутся все разумные люди. Но объявить, что эти огромные проценты будут выплачиваться человеку только по истечении, скажем, года с того мига, когда человек этот поместит деньги у этого иноземца…
«Пока в его словах нет ничего необыкновенного. Такого, чтобы нельзя было доверить бумаге», – с некоторым удивлением подумал посланник,