Измена. Отпуск с мачо. Рокси Нокс
знаю, как это было: посадил Машку перед телевизором с мультами, а сам шпарил свою молодуху в нашей спальне.
– Да, и не только целовался.
– Тетя Лиза родит мне братика или сестричку? Я не хочу, – мотает головой дочка. – Роди ты!
– Нет, зайка, кроме вас, у меня больше не будет деток. А у папы и тети Лизы будут.
– Я не хочу! – капризничает младшая. – Она мне не нравится.
Даже ребенок чувствует, что Лизка – гадкая стерва. Дети такие вещи интуитивно распознают.
– Мне тоже не нравится папина новая… – запинаюсь. Любовница? Жена?
– Новая любовь, – нахожу определение и передергиваюсь. А я значит, старая, ненужная, никчемная…
Мне приходится говорить с детьми мягко и подбирать слова. А голове крутится совершенно иное: у Егора не держится в штанах, поэтому затащил в постель эту девчонку. Любит ли он её? Сомневаюсь. Здесь замешана похоть. Старый развратник! Она же ему в дочери годится.
– Значит, папа больше тебя не любит, – резюмирует Машенька.
Любил бы – не стал изменять и притаскивать любовницу прямо в нашу супружескую койку. Когда вернусь, обязательно поменяю кровать. Я на этой спать не буду.
Меня одолевает приступ тошноты, когда до меня доходит, что я спала на той же простыни, где он трахал свою любовницу. Прямо проблеваться захотелось. Тварь!
– Да, больше не любит, – подтверждаю.
– Поэтому ты нас бросаешь?
– Я вас не бросаю! Нет! – вскликнув, крепко обнимаю младшую. – Мне нужно побыть в одиночестве, чтобы пережить… пережить эту травму. Понимаешь?
– Возвращайся скорее, мы будем скучать.
– Конечно, я скоро вернусь. Ведите себя хорошо. Нет, ведите себя плохо! Доведите папашу до белого каления. Этим вы окажете мне большую услугу.
– Мам, как ты можешь так говорить? – упрекает Оля.
– А вот и могу. Он заслужил!
Обнимаю поочередно обиженных и обеспокоенных своей судьбой детей. Предателя поджидает огромный сюрприз, когда он вернется от своей зазнобы.
Уходя, сталкиваюсь с Егором в дверях. Муженёк молчаливо и с укором смотрит на меня, потом на мой чемодан.
– Ну и куда ты собралась? – скрещивает руки на груди.
– Не твоё собачье дело. Пропусти.
– Не пропущу. Ира! Ты никуда не поедешь. Не посмеешь, – нагло усмехается мне в лицо.
– Ещё как посмею! Думаешь, что я твоя ручная обезьянка? То ты глубоко ошибаешься.
– Ты не можешь так поступить, – сжимает губы в нитку.
А я смотрю на него и думаю: эти губы целовали другую женщину. И зная предпочтения мужа, нетрудно догадаться, что он целовал Лизу между ног. И так противно становится, что хоть беги в туалет очищать желудок. Хотя очищать его не от чего. Я не ела со вчерашнего ужина, ничего не лезет внутрь. Всё вызывает тошноту.
– Отошёл в сторону, – рявкаю так громко, что стены в нашей квартире начинают дрожать.
– Если ты выйдешь сейчас из квартиры, то я больше не впущу тебя. Будешь жить на улице, поняла?
– Что ты сказал?! Это ты будешь жить