Чертов ангел. Инга Максимовская

      – Тут недалеко. Километров десять по лесу, – прохрипел Антон. Я посмотрела в его глаза и поняла сразу – не дойдет. – Давай только машину замаскируем. Давай, куколка.

      «Он не может без меня. Я пока ему нужна, по этому я до сих пор жива. А то будет потом, когда надобность во мне исчезнет?»: думала я, забрасывая останки несчастного» Запорожца» еловыми лапами и прочим мусором, найденным мною. Погодский спал. Тихо – тихо, страшно до мурашек. Он мне тоже нужен. Я вдруг вспомнила своего отца. Он тоже был вот таким, как этот мерзавец. Мать его ненавидела всю жизнь, говорила так. Но я то все знала и видела. Мама плакала по вечерам, думая, что я не вижу. Сидела с фотокарточкой в руках, рассказывала ему про жизнь и рыдала. Отца убили. И в этом не было ничего странного. Он был каталой, карточным шулером. Просто не повезло. Нарвался на компанию своих же «коллег», которые не стали церемониться с одиночкой и выкинули его из окна квартиры на восьмом этаже. Всю жизнь, сколько я помню, она говорила мне «Держись подальше от таких, как твой отец», хоть и любила его безмерно. Одно я знаю – мамуля была счастлива, что в ее жизни был папа. Она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать. И все заботы обо мне взяла на себя бабушка.

      – Эй, слышь, – позвала я тихо. Говорить не очень то хотелось. Я упахалась, как комбайнер на покосе, пока этот паразит прохлаждался, развалившись на травке. Надеюсь он нацеплял клещей на свою брутальную задницу. И хоть один из них окажется энцефалитным. Антон не ответил, и я почувствовала, как по моему горбу ползут ледяные мурашки. Села на корточки перед бандосом и приложила пальцы к яремной вене на его шее, пытаясь нащупать пульс. А он красивый, глаз не отвести. Скуластое лицо, покрытое легкой щетиной. Мог бы работать моделью. Если бы не шрамы: один над губой, в форме полумесяца. Другой рассекает бровь, достаточно глубокий. Захотелось, почему – то, провести пальцем по пухлой верхней губе Погодского, а потом лизнуть ее, просто, чтобы почувствовать вкус.

      – И, как? Насмотрелась? – насмешливый голос вывел меня из отупения. Чего это я? Дура полная. Интересно, как долго я зависала, и как давно он пришел себя? Насмешливые глаза Погодского смотрели без издевки. Да вообще смотрели, как на пустое место, чего уж, и от этого факта мне почему – то стало обидно. Странно. Может у меня так стокгольмский синдром проявляется. Надо будет погуглить, хворь то, похоже поганая.