Тополь. Оррин
ясным: насмешки над моим делом выступали лишь неуклюжим прикрытием стеснения, а неожиданная заминка выдавала надвигающуюся откровенность. Кроме того, лицо.
Пожалуй, впервые я толком взглянул на своего возницу. Плечи невысокого ростом, коренастого мужичка, покрывал простецкий клетчатый плащ, латанный бессчетное количество раз грубыми размашистыми стежками и распахнутый на широкой груди, затянутой холщовой рубахой. Дубленые и крепкие кисти рук были, как и положено, закатного цвета от богатого общения с землей, вожжами и оралом. Лицо светлое, но как бы приплюснутое, украшенное бороздами морщин и густыми завязями нижних век простиралось полотном, впитавшим в себя дни труда и ночи горя. Об этом же свидетельствовали и пшеничные, с ранней проседью волосы. Дымка глаз-колодцев уводила в недра прошлого, и губы не тонкие от природы, но сжатые под грузом лет, нерешительно подрагивали, готовясь приоткрыть потемки души, по сути, первому встречному.
Что ж, именно им случается иногда исполнять странную роль исследователей тайн ближнего. Рассказал ему, и он пошел своим путем, вполне возможно, он тебе больше не встретится, и ты тащишь свою ношу дальше в надежде, будто сплавил с ним ее часть, наивно полагая, что она от того уменьшилась. Итак, земледелец располагал для этой цели не просто первым встречным, а первым встречным чтецом, и мое положение делало в его глазах дальнейшую беседу значимой вдвойне. Мне лишь оставалось надеяться, что крестьянин ищет во мне врачевателя и товарища, каковыми нас предполагало наше служение, ведь простые люди все еще воспринимали нас как жрецов, сменивших волховские посохи на книги и свитки, и дающих лишь осуждение тем, кто алкает утешиться.
– Люди говорят, – прохрипел, наконец, Амифон, – ваш брат мастак на советы по таким делам… ну, знаешь… В общем, жена у меня была. Девка видная, и не дура, и накормит, и ночью скучать не оставит. У нее и в женишках-то полсела ходило. Парни и позажиточней меня. И кулаками махаться приходилось, и кровью сплевывать, и ребра поломанные залечивать. Правда, кончилось дело так. Большими приятелями у нас отцы были, спорили долго, но порешили: мне ее, да пару коров с телятами, а ее родителю – совет один. У меня-то отец мед6 варил душистый, вот и шепнул он, как у него такой получается. Начали мы с ней жить чин чином, только нрав у меня горячий, беда. Как-то раз пастушок мой на волков наткнулся – трусливый оказался гад, ну и нет овец, поминай, как звали. Как узнал я, что с отары-то этой ни мяса, ни шерсти, ни молока не жди, такой бес во мне заплясал, а морды этой пастушьей и след простыл. Тут вечерком она под руку: хлеба не подала что ли, ну, я как звездани ей, и повелся обычай: в кости проиграл – бью, сорняки репу пожрали – бью. А она ни звука, не плакала. Вот Майди уродилась вся в нее. Даже мелкая совсем была, почти не ревела. Нонче думаю, мож, если б орала жена, я б и успокоился, будто этого добиться хотел, – земледельца сразил приступ кашля. Он говорил все тише и с присвистом. – В общем, вечерком одним крепко я надавал. Утром купаться она пошла на излучину. Она и раньше туда ходила. Место глухое, не любила,
Здесь и далее медом именуется питной мед – спиртной напиток