Воин забвения. Гранитный чертог. Елена Счастная

      Капище горело жарко.

      Дубовые идолы еще не занялись пламенем, но сухую траву между ними оно уже почти совсем сожрало. А истуканов огонь только оглаживал понизу яркими всполохами, будто не решался взяться в полную силу. Лики богов от грядущей опасности ничуть не менялись. Они так же неподвижно смотрели в пустоту или бесконечность, прошлое или будущее. Так казалось со стороны. А подойди ближе – глянут точно в самую душу.

      И, знать, им не понравилась бы та чернота, которую они увидели бы в душе Корибута. Впрочем, ему уже давно стало все равно, что могли бы подумать о нем боги, если бы вдруг их хоть на мгновение обеспокоили земные дела и заботы людей. Но им все нипочем.

      Корибут спрыгнул с коня наземь и бросил поводья подоспевшему ватажнику. Остальные всадники нагоняли его со спины. Пешие и вовсе поднимутся к обрыву нескоро. А пока лишь свет их факелов сквозь вечерний полумрак метался внизу. Корибут, придерживая на поясе меч, прошел по тропе между охваченных дрожащими отсветами пожара сосен. Яростный ветер вздыбил плащ за спиной и бросил в лицо горячую волну от капища.

      – Куда ты один, владыка? – запоздало крикнули вслед. – А вдруг стрела…

      Не посмеют. Страх не позволит вскинуть лук и натянуть тетиву. Они считают его чудовищем – кошмарным и несокрушимым, как те, которых он призывал. И боятся наказания. Почти все.

      Древнеры, те, кто остался в живых, толпились у подножий своих деревянных покровителей. Искали защиты, но, верно, знали, что не найдут ее. Лишь дойдя до капища, Корибут понял, что здесь вовсе не все сбежавшие из деревни. По всему, женщин и детей с частью воинов древнеры отправили в другую сторону. Тайными тропами, которые знал только их род. А его с приспешниками завели сюда. Только эти последние уловки уже никого не спасут.

      Впереди, будто пытаясь заслонить собой потрепанных, но все еще могучих воинов, стоял волхв. Его посеревшая от пыли и копоти рубаха до пят под порывами ветра облепляла тщедушное старческое тело. Седая борода с застрявшими в ней иголками и древесной трухой мела по груди. Но узловатые пальцы все так же крепко сжимали сучковатый посох с хитро изогнутым навершием.

      Корибут сделал еще шаг и остановился. Выло пламя, стонало горящее дерево занявшихся идолов. Древнеры, продолжая держать бесполезное оружие, боязливо озирались и вздрагивали. Их слишком мало.

      Волхв выпростал перед собой руку.

      – Гнев богов не минует тебя, Корибут! – крикнул он на удивление молодым голосом. Мужики за его спиной приободрились. – Одумайся, если еще можешь!

      – Гневом богов можешь пугать трусливых псов, что еще силятся тебя защитить, старик. А мне он безразличен. Им не дотянуться до меня. Уже не дотянуться.

      Волхв глубже воткнул посох в землю, словно искал опоры. Обеспокоенно он посмотрел поверх плеча Корибута. Значит, из леса уже показались ватажники. А через миг донесся и глухой стук копыт.

      – Нет, Корибут. Из той тьмы, в которую ты добровольно зашел, тебе не разглядеть всего, что творится вокруг. Забвение застилает тебе взор. Ты мнишь себя равным богам, но только возишься в пыли у их подошв. И будешь раздавлен.

      – Так или нет, тебе уже не суждено увидеть. Ни тебе, ни твоему племени. Я достану каждого из выживших. И они пожалеют, что не подохли раньше, еще до того, как задумали предать меня.

      Корибут махнул рукой вперед, давая войску приказ наступать. Скорей бы покончить с этим.

      Притихшие было позади воины снова хлынули к капищу, которое уже совсем поглотило пламя. От жара стоять рядом становилось решительно невозможно. Древнеры ощетинились оружием, вдруг позабыв про страх. Предсмертное отчаяние может вытеснить из души и его. Тогда мужи бросаются в бой с особой яростью, даже зная, что победить не смогут.

      Волхв со спокойной улыбкой гордого отца окинул их взглядом и снова повернулся к Корибуту.

      – Ты будешь последним мужем из своего рода, – размеренно и зычно проговорил он. – После тебя не родится мальчиков ни у детей твоих, ни у их детей и дальше. Твоя кровь смешается и растворится в другой. И память о тебе угаснет, как забывается заживший нарыв. Ветер развеет в пыль твой дом, земля поглотит твои кости. Камнем обратится твоя душа. Но не будет тебе покоя. И бессилен ты будешь родиться вновь.

      Словно замедлили ход всадники, что еще миг назад проносились мимо в неистовой скачке. Стихли крики и рев разгоряченных воинов. Замерло пламя, бушующее за спиной волхва, и глянули последний раз идолы поверх него, чтобы пропасть насовсем, обратиться тлеющими головнями и золой.

      Старик взмахнул в воздухе посохом, вычерчивая мудреный знак, который на мгновение вспыхнул светящейся полосой, как подброшенная вверх лучина, и погас.

      Ринулись в бой древнеры. Первых тут