Поэзия зла. Лайза Рени Джонс
5
Робертс живет – или жил – примерно в десяти жарких августовских минутах езды от участка (десять – это если нет наплыва машин, что бывает скорее во сне, чем наяву). Сейчас Остин забит адскими пробками, и я регулирую решеточку вентиляции в надежде на зыбкую прохладу. В ожидании этого чуда света тянусь к сумке, где у меня лежит папка, и натыкаюсь там на неучтенную плитку шоколада. Чтобы он не растаял, ломаю его напополам и протягиваю половину Лэнгу.
Он искоса ухмыляется: «Тоже мне, шоколадница», – но хватает лакомство не мешкая.
– Уже таять начал, – поясняю я. – Даю во спасение «Годивы». Ну или моей крыши, чтобы до срока не поехала. Глядишь, увеличу за счет глюкозы свой дневной пробег; цена в принципе терпимая.
Открываю папку с делом и начинаю просматривать документы.
– Место преступления на камерах не зафиксировано. Есть только общий план трехэтажного комплекса с книжным магазином внизу и небольшим театром в цокольном этаже. В ночь убийства там был поэтический вечер.
– Оттуда, наверное, и стишки, – заключает Лэнг.
– Может быть, – неопределенно киваю я. – Хотя не думаю, что все настолько просто.
Эту мысль я временно оставляю на подвесе, чтобы обработать позже.
– Квартира жертвы находится на верхнем этаже. Там Саммер жил, там и встретил свой смертный час.
– Давай вернемся к теме видеофиксации. Этот человек жил и работал, по сути, в коммерческом здании, в самой пуповине Остина, и у него там не было камер слежения? То есть вести бизнес ума хватало, а установить камеры – нет? Не поверю.
Я перелистываю еще несколько документов (в салоне наконец воцаряется благостная прохлада).
– Камеры у него, судя по всему, все же были. Только в ночь убийства их кто-то невзначай отключил.
– Наверняка привет от того доброхота, что скормил ему таблетку вечного сна.
– Согласна. – Я киваю, продолжая просматривать папку. А когда «Мустанг» застревает в неоглядной веренице машин, поворачиваюсь к Лэнгу. – Робертс – детектив с опытом. И в короткий срок собрал много материала. Так что наверняка определил лицо, представляющее для нас интерес.
– А что, с него станется… И кто же это, черт возьми?
– У него значится «профессор», без отсылки к конкретному имени. Причем интересно, что он опросил всех присутствовавших на том чтении; всех, кроме одного.
– Профессора? – Лэнг криво усмехается.
– Именно. Робертс реально хотел опросить того человека, кем бы он ни был.
Лэнг дергает рычаг передач (поток машин вроде как стронулся с места).
– Какое-нибудь описание есть?
– Свет в театре был приглушен и направлен на сцену, так что все, что у нас есть, – это смутное описание человека в заднем ряду. По словам, он «казался» высоким, хотя стоящим его никто не видел, так что воспринимать это можно с большой натяжкой.
– Что еще?
– Среднего телосложения, волосы темные. Похоже, это всё. При зажженном свете его никто вроде и не видел.
– Видом не видел, стоймя не ставил… – бурчит