Кот Кирилл и смартфон. Борис Калашников

      Конечно, Епифан по-своему заботился о собаках. Из старых железнодорожных шпал он сложил им одну на двоих конуру и накрыл старым железом. Летом, правда, в собачьем жилище невозможно было находиться, поскольку крыша раскалялась, а нагретые солнцем стены издавали невыносимый запах мазута и каких-то химических добавок. Зато в ненастье конура укрывала от дождя, защищала от ледяных зимних ветров. В жаркие же дни псы предпочитали отдыхать в сарае. Но в этом тоже было некоторое неудобство: чтобы не быть изгнанными из прохладного уюта, Цикорию и Шалфею приходилось терпеть разглагольствования словоохотливого старика.

      Вот и сейчас собаки сидели в полутьме сарая и смотрели, как Епифан моет в мутной воде какие-то корни, отдалённо напоминающие продолговатые картофелины.

      – В людских болезнях аптекари и доктора ни бельмеса не смыслят, – втолковывал псам старик, перекладывая помытые корни из таза в ведро для полоскания. – Вот, к примеру, это что? – Он поднёс к носу Цикория мокрый клубень.

      Пёс осторожно обнюхал и вежливо отстранился.

      – Вот, не знаешь. А это ятрышник – дикая орхидея, кавказский женьшень ещё называют, но женьшень по сравнению с ним – пустое место, мура на постном масле. Вот ты, Шалфей, к примеру, знаешь, сколько в нашем городе проживает людей? Эх, глупая твоя башка, ни черта не знаешь. А проживает, включая беспомощных младенцев и древних пенсионеров, двадцать тысяч семьсот пятьдесят два человека.

      Шалфей гавкнул, как бы показывая, что его эта статистика поразила, а Цикорий даже легонько подвыл.

      – А знаете ли вы, собаки, – продолжал Епифан, потрясая в воздухе мокрым указательным пальцем, – что перед городским начальством поставлена задача за десять лет нарастить людское поголовье на две тысячи? Не знаете? Может быть, вам это и не надо знать, потому что вы собаки, а не люди. А я просчитал: если всех горожан пять лет подряд кормить клубнями дикой орхидеи, то численность вырастет втрое. То есть за пять лет там, где жил один человек, появятся три. И кто это сделает? Не аптекари, не врачи, а я – народный целитель Епифан Скорнягин. А ты говоришь, – обернулся старик к Шалфею, – разные там парацетамолы, валидолы, корвалолы и прочее, молчал бы лучше с ними.

      «Я и так молчу», – подумал Шалфей и зевнул.

      А Епифана понесло. Он показал собакам мешочек с семенами ятрышника и поведал, что замыслил разбить на участке плантацию. Псов проект нисколько не удивил. Уже были планы избавления горожан от ангины, для чего поле за домом освобождалось под посадку шалфея, затем Епифан, захваченный идеей улучшить пищеварение у всех поголовно городских жителей, охладел к шалфею и засадил поле цикорием. О провалившихся проектах напоминали имена псов да разбросанные по полю, заросшему одуванчиками и пыреем, редкие сиреневые пирамидки цветущего шалфея, выгоревшие на солнце венчики цикория.

      Епифан с гордостью поднял