Написано кровью моего сердца. Диана Гэблдон
штуки он встречал и прежде: в эдинбургском борделе, где он когда-то снимал комнату, было полным-полно посуды с подобными каламбурами на псевдолатыни. Иногда откровенно вульгарными, иногда, как здесь, вполне удачными.
Если читать по-латыни, звучит как бред: «Не пейте пчелу сейчас», но если по-другому расставить пробелы в словах, на английском они обретают смысл: «Я ночной горшок, причем отличного качества».
Джейми задумчиво уставился на миссис Хардман. Вряд ли надпись – ее рук дело. Скорее всего, ее супруг был человеком образованным… Причем, судя по нищете в доме, именно что «был»… Джейми мысленно перекрестился.
Проснувшийся младенец возился в колыбели, попискивая, словно новорожденный лисенок. Миссис Хардман взяла его на руки, ногой подтянув потертый стульчик для кормления. Положив на минутку ребенка на кровать рядом с Джейми, она расстегнула лиф, свободной рукой подхватив при этом яблоко, которое случайно столкнула локтем со стола одна из старших девочек.
Ребенок жадно чмокал губами, изголодавшись не меньше сестер.
– Я так понимаю, это маленькая Честити? – спросил Джейми.
– Откуда вы знаете, как ее зовут?! – поразилась миссис Хардман.
Джейми взглянул на Пруденс и Пейшенс – Благоразумие и Терпение, – которые жадно набивали рты мясом.
– Ну, девочек по имени Трезвость и Стойкость я прежде не встречал, остается только Целомудрие, – негромко ответил он. – Пеленки совсем промокли, у вас есть чистые?
У очага сушились две изношенные тряпицы. Женщина сняла одну и, повернувшись, обнаружила, что Джейми уже распутал отсыревший подгузник, как называла эти штуки Клэр, и, придерживая ребенка за ножки, вытирает младенческую попку.
– Как вижу, у вас есть дети…
Миссис Хардман удивленно приподняла бровь. Кивнув, она забрала грязную пеленку и бросила ее в ведро с водой и уксусом, стоявшее в дальнем углу.
– Уже внуки.
Джейми пошевелил пальцами перед носом крошки Честити. Та скосила глаза и восторженно засучила ножками.
– Не говоря уж о шести племянниках и племянницах.
Как там поживают Джем и Мэнди? И не задыхается ли бедняжка Анри-Кристиан? Джейми пощекотал розовую гладкую пяточку, вспоминая на удивление красивые голубоватые пальчики Мэнди: длинные, как у лягушки.
– Вся в тебя, – сказала тогда Клэр, щекоча Мэнди другую ножку. И вдруг большой пальчик у внучки подогнулся. Как же Клэр это называла?..
Он попробовал сам сейчас провернуть этот трюк – и чуть не захлебнулся от восторга, когда пальчик Честити тоже дернулся от щекотки.
– Бабинского, – сообщил он миссис Хардман, вспомнив наконец странное имя. – Рефлекс Бабинского – вот как называется, если у ребенка подгибается пальчик.
Миссис Хардман удивилась – и еще больше, когда он ловко спеленал малышку и закутал ее в одеяльце. Женщина взяла ребенка и с непередаваемым выражением лица села на стул, прикрывшись шалью. Джейми, будучи неспособен отвернуться, зажмурил глаза,