Он уже идет. Яков Шехтер
со всей почтительностью. Набивают рот только невежды, поспешность за столом свидетельствует о грубости характера. Посмотри, как человек ест, и ты сразу увидишь, работал ли он над собой, улучшал ли свои духовные качества или продолжает оставаться животным.
Незнакомец был рыжим, как царь Довид[1]. Рыжая, с полосами благородной проседи борода слегка дымилась с мороза, щеки покрывали мелкие рыжие веснушки, такие же были на кистях рук с длинными, чуть подрагивающими пальцами. Незнакомец перехватил удивленный взгляд Зямы, подкупающе улыбнулся и объяснил:
– Прошу прощения, я сбился с дороги. По полям блуждал, едва под лед не провалился на речке. Замерз, аж руки трясутся. Единственное окно, которое светится во всем местечке, – твое. Чай и пряник просто Божье благословение, спасение души! Даже не знаю, как благодарить. Звать-то тебя как?
– Залман. Можно просто Зяма.
– А меня Самуил.
– Как-как? Шмуэль, наверное? – переспросил Зяма, удивившись, что гость произнес имя на нееврейский лад.
– Да нет, именно Самуил. Я вижу, ты не спишь, учишься, – гость указал на раскрытые книги.
– Да. Ночью время хорошее.
– А днем в сон не тянет? Работать не вредит? Чем ты на хлеб зарабатываешь?
И тут Зяма повторил ему свое присловье про Владыку мира, держащего все в Своей руке, и про то, что лишь на Него он полагается, только Ему верит и на Его милосердие уповает.
– Очень похвальный подход, – радостно закивал Самуил. – Только вот как ты объяснишь фразу из Писания: «Шесть дней работай и делай всякое дело свое?» Разве сие не есть предписание Всевышнего?
– Ну, это просто, – в свою очередь улыбнулся Зяма. – Под работой Писание имеет в виду учение Торы и молитву.
– Но если так, зачем Писание повторяет: делай всякое дело свое? – ответил Самуил. – А ответ прост: работай – значит учись и молись, а делай всякое дело – значит зарабатывай на жизнь своими руками. Необходимо и то и другое.
Зяма оторопел. Самуил разрушил тщательно возведенное им построение с такой легкостью, с какой лошадь, пришедшая на водопой, разрушает построенный детьми домик из песка. Приведенное им доказательство было простым и ясным, удивляло лишь одно: почему он сам до него не додумался!
– До рассвета еще далеко, – между тем произнес незнакомец. – Давай поучимся.
– Хорошо, – согласился еще не пришедший в себя от изумления Зяма. – Я не совсем понимаю вот это, – и он указал на страницу, где до сих пор мягко переливался розовым и желтым хорошо разобранный комментарий.
«Посмотрим-посмотрим, – сказал он сам себе с некоторой долей злорадства. – Меня ты раскусил походя, но кто я такой? Поточи свои зубы на серьезном оселке».
Самуил взял в руки книгу и тяжело вздохнул:
– Темновато. Буквы маленькие. Плохо вижу.
«Отговорка, – внутренне усмехнулся Зяма. – Просто отговорка».
Самуил придвинул мятый бронзовый подсвечник и толстым, ороговевшим ногтем
Ашкеназская транслитерация имени Давид.