Установленный срок. Энтони Троллоп
коадъютором был Габриэль Красвеллер. Тогда он был старше меня на десять лет, и, следовательно, теперь может быть зачислен в колледж, если бы колледж существовал. Он был одним из тех, кто привез в колонию мериносовых овец. С большими трудами и затратами он вывез из Новой Зеландии небольшое стадо отборных животных, с которым с самого начала имел успех. Он завладел землями Литтл-Крайстчерч, в пяти или шести милях от Гладстонополиса, и проявил большую рассудительность при их выборе. Более красивого места, как оказалось, для производства говядины и баранины, а также для выращивания шерсти, найти было невозможно. Все, что нужно человеческой природе, было в Литтл-Крайстчерче. Ручьи, орошавшие землю, были прозрачными и быстрыми, и никогда не иссякали. Земля была особо богата травой, а старые английские фруктовые деревья, которые мы привезли с собой из Новой Зеландии, росли там с таким буйным плодородием, какого, как мне сказали, не знала и родная страна. Он импортировал яйца фазанов, и лососевую икру, и молодых оленей, и чернозобиков, и тетеревов, и этих прекрасных маленьких олдернейских коров, размером не больше собаки, которые, когда их доят, не дают ничего, кроме сливок. Все это процветало у него необыкновенно, так что о нем можно было сказать, что он попал в цель. Но сына у него не было, и потому, ежедневно обсуждая с ним вопрос о Установленном сроке, я пообещал ему, что именно мне будет суждено отдать его на хранение в священный колледж, когда наступит день его ухода. Он был женат еще до того, как мы покинули Новую Зеландию, и был бездетен, когда устроил для себя и своей жены усадьбу в Литтл-Крайстчерче. И там, через несколько лет, у него родилась дочь, и я должен был помнить, когда обещал ему этот последний акт дружбы, что муж этого ребенка должен будет с сыновней почтительностью выполнить для него ту работу, которую я взял на себя.
Много очень интересных бесед было между мной и Красвеллером на эту важную тему, которая захватила наши сердца. Он, несомненно, был сочувствующим и с удовольствием рассказывал обо всех тех преимуществах, которые принесет миру раса человечества, ничего не знающая о немощной старости. Он видел красоту теории так же, как и я сам, и часто говорил о слабости той притворной доброты, которая боится начать новую процедуру в отношении чувств мужчин и женщин старого мира.
– Может ли кто-нибудь любить другого больше, чем я тебя? – сказал я ему с энтузиазмом. – и все же, разве я мог бы колебаться в том, чтобы отдать тебя в колледж, когда придет день? Я бы проводил тебя туда с тем совершенным почтением, которое невозможно, чтобы молодые испытывали к старым, когда те становятся немощными и недееспособными.
Теперь я сомневаюсь, нравились ли ему эти намеки на его собственный уход. Он избегал бесед о своем частном случае и делал широкие обобщения о каком-то будущем времени. И когда пришло время голосования, он, конечно, проголосовал за семьдесят пять. Но я не обиделся на его решение. Габриэль Красвеллер был моим самым близким другом, и, когда его дочь подросла, я сожалел,