Ведьма. Истоки. Галина Чередий
е недели после эпичного происшествия у реки. Шли дни, а мало что менялось. Сестра словно сквозь землю провалилась, объявившись кратко, буквально на несколько минут в апартаментах уже почившего совсем не с миром к тому моменту Петши, весть о чем, однако, еще широкой огласки не получила. Говоря прямо, Лена ворвалась в дом бывшего любовника, пока весь движняк на берегу еще был в активной фазе, и не имела возможности, значит, знать об исходе, но не особенно им интересовалась, что не могло не радовать меня. Она создала в личном сейфе глав-вампа внушительное пустое пространство, прихватив порядочно наличности, и так же стремительно исчезла, чему немногочисленные рядовые вампы и рабы никак не препятствовали, памятуя о крутом нраве владыки и о том, что в данный отрезок времени именно Мируна являлась его любимой игрушкой, а значит, лезть с вопросами – себе дороже.
Но после этого никаких сведений о ее действиях или перемещениях у меня не появилось, а вот это уже огорчало и беспокоило. Потому как я-то уже прекрасно понимаю, что мир подлунных хоть местами и страна чудес, вот только в большинстве своем они отнюдь не добрые. Оказаться в гуще всего этого дерьма девчонке, что недавно дар речи теряла от необходимости заговорить с посторонним, это же трындец как сложно. И тот малюсенький налет уверенности, что привнесен недолгим существованием в качестве любовницы могущественного вампира, мало мог ей помочь, как по мне. Ведь, очутившись в клане, окруженная чарами Петши, она пребывала в той же, по сути, изоляции, что в своей прежней жизни.
Но вот поделать ничего с этим я не могла. Ни с помощью Лукина, ни с помощью поискового артефакта. И великий шпион сумеречный амфиптер тоже оказался бесполезным. Потому как, по его словам, после воздействия Чаши первого девушка, прежде известная как моя сестра Лена, а позже – вампирша Мируна, и той, и этой быть вроде как перестала. По крайней мере, ни ее запах, ни аура не опознавались и не находились. И все, что мне оставалось – вздыхать, выслушивая однообразные донесения Фанирса, ждать и раз за разом повторять маме осточертевшее “новостей нет”.
– Воз-с-свращ-ш-шатьс-с-ся к поис-с-ску, хос-с-сяйка? – шевельнуло покаянно распахнутыми крыльями пятно в форме амфиптера на полу, отрывая меня от бездумного созерцания падающего за окном снега.
Декабрь и так-то в наших краях на него щедр, но в этом году прям разошелся не на шутку. Валил четыре дня уже, то мелкий и частый, то громадными неровными хлопьями, похожими больше на перья, заставляя зашиваться коммунальные службы и превращая дороги и тротуары в полосы препятствий для водителей, пешеходов и совсем недобровольных ежеутренних бегунов, коей я была понуканиями беспощадного ведьмака. Один плюс – снег скрывал извечную грязь и серость города, смягчал режущее глаза искусственное освещение, превращая его в нагоняющее загадочности сияние и привнося некое предвкушение скорого праздника родом из детства. А еще снег и окрепший мороз совместными усилиями накрыли совсем недавно беспокойно текучую реку толстым слоем, принуждающим впасть в сон и надежно замыкая под собой агрессивную к любым живым зимнюю нечисть.
– А? Нет, не думаю, что есть смысл и дальше тебе рыскать без отдыха, Фанирс. Отправляйся подкрепись и отлежись. Попробуешь снова завтра.
Сумеречный исчез, прошипев благодарность, зато вернулась та самая прилипчивая тягучая тоска. Или даже черт знает, как и назвать это чувство или состояние, что наползало на меня все плотнее. Наверное, нечто вроде отката после сильного напряжения и шквала одномоментно бухнувших на голову событий. Казалось бы – только что было столько всего и всех сразу, и вот ты одна. Стоишь у окна, пялишься на снег, который крутит ветер снаружи, и внутри нечто такое же творится. Медленное вращение по кругу одних и тех же мыслей и эмоций, из которых не в состоянии полностью выдернуть ни тренировки, ни обучение. Сила со мной “не разговаривает”, судя по всему, до сих пор обижаясь за отнятого Волхова. Сам Егор тоже не объявлялся за это время, а я и не лезу. Черт его знает, как он относится ко мне теперь, и не нарвусь ли на репрессии на общих для всех подлунных основаниях, если сунусь выяснять.
А может все дело в этом дремотном состоянии воды, передавшемся и моей силе, а майор ни при чем. Занят своими делами и думать обо мне забыл, чего собственно, я и добивалась. Сестру спасла, но не факт, что она мне за это благодарна, и не стало ли все только хуже. Но ведь и не ради благодарности я все делала, а потому что хотела лучшего для Ленки, так что отчего же тут печалиться?
Лукин тоже “откатился к базовым настройкам”. После известия о том, что я сделала Чашу недоступной и бесполезной стало быть, Данила даже не орал на меня. Не упрекал, не тыкал долго и со вкусом в то, какая же я дура и никакой ему от меня в жизни пользы, а одни заботы. Нет, он вообще на эту тему больше не заговаривал, и у нас таки была совместная ночь, что восстановила обоих, но на этом и все. В смысле поутру и сама ночь ощущалась исключительно необходимым взаимным обменом энергией без намека на душевную близость, и вести себя Лукин стал как раньше. То бишь, учитель и опекун, и ничего сверх этого. Ну или я сама себе все придумываю, а он ждет той самой инициативы с моей стороны, а я не готова ее проявить, и это тяготит и порождает такое ноющее не пойми что внутри. Какой-то магически-физический затянувшийся