Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник). Нил Гейман
сказал мальчик, – поет сам, будто человек. Отнесу-ка я его королю.
Когда же пришел он к королю, рожок опять принялся петь свою песенку. Король сразу обо всем догадался, велел раскопать землю под мостом – и нашли там косточки убитого человека.
Не смог злой брат отрицать своего злодеяния, потому его зашили в мешок и живым утопили. А кости убитого младшего брата схоронили на кладбище, и он обрел покой в красивой гробнице.
Нил Гейман
Вдаль, к тусклому морю
Темза – скверная тварь: она вползает в Лондон, словно аспид или морской змей. Все реки в нее впадают – Флит и Тайберн, и Некинджер, принося разную мерзость и пакость, отбросы и сточные воды, трупы кошек и собак, бараньи и свиные кости, в бурые воды Темзы, а она тащит все это на восток, в устье, а оттуда в Северное море и дальше, в забвение.
В Лондоне льет дождь. Дождь смывает грязь в сточные канавы, от него ручьи вздуваются, будто реки, а реки становятся мощными потоками. Дождь – шумное создание, он плещет, стучит и барабанит по крышам. Если с неба и падает чистая вода, ей достаточно коснуться Лондона, чтобы стать грязью, всколыхнуть грязь и превратить ее в топкую слякоть.
Никто не пьет эту воду, ни дождевую воду, ни речную. Поговаривают, что вода из Темзы моментально убивает, но это неправда. Мальчишки, что прочищают водостоки, глубоко ныряют за брошенными монетками, а потом выныривают, плюются речной водой, дрожат и сжимают свои пенни в кулаке. Они не умирают, конечно, ничего такого, хотя не бывает чистильщиков водостоков старше пятнадцати лет.
Женщина, судя по всему, не обращает внимания на дождь.
Она направляется к докам Ротерхайта, она ходит туда уже много лет, может, даже много десятков лет: никто не знает сколько, потому что никому нет дела. Она ходит там, в доках, или стоит и смотрит на море. Пристально глядит на стоящие на якорях корабли, как они покачиваются на волнах. Видно, что-то мешает ее душе расстаться с телом, но никто из портового люда понятия не имеет, что именно.
Убежищем от потопа служит брезентовый навес, натянутый парусным мастером. Сначала вам кажется, что больше под навесом нет ни души, потому что она – как статуя, стоит неподвижно и не отрываясь глядит на воду, хотя сквозь пелену дождя ничего не разглядишь. Да и дальний берег Темзы исчез.
А потом она видит вас. Она видит вас и начинает разговор – не с вами, о нет, а с серой водой, падающей с серого неба в серую реку. «Сынок-то мой моряком хотел стать», – говорит она, и вы не знаете, что ей отвечать и как отвечать. Вам пришлось бы надрываться, орать во всю глотку, чтобы перекрыть рев дождя, а она говорит, и вы слушаете. Сами не замечая, вы вытягиваете шею и наклоняетесь, чтобы уловить ее слова.
Сынок-то мой моряком хотел стать.
Говорила я ему не ходить в море. «Я – твоя мать, – говорила я. – Море тебя так не полюбит, как я люблю, жестокое оно». Но он отвечал: «Ах, матушка, я хочу повидать свет. Хочу посмотреть на восход солнца в тропиках, полюбоваться северным сиянием в небе Арктики, а больше всего хочу сколотить деньжат, а потом, как разбогатею, я вернусь