Близнецы святого Николая. В. И. Немирович-Данченко
– торопясь подальше. И пока тянулись и ломались коленами узкие улицы старого города, Бепи и Пепе то и дело приходилось отзываться на тысячи приветствий. Их окликали из окон, с балконов, с крыш, снизу – из подвалов, точно из – под земли, откуда те же бабушки узнавали их по четверке толстых, хорошо обутых ножек. Даже аптекарь (слывший свободным мыслителем и не веривший ни в сон, ни в явь), и тот улыбался им:
– Эй вы, близнецы св. Николая… На – те вам!
И швырял им леденцы, помогавшие и от кашля, и от желудка и от… дурного глаза! Ибо, в качестве настоящего итальянца, аптекарь, не признававший ни Бога, ни черта, ни сна, ни яви – в то же время свято верил в дурной глаз, в ворожбу и в заговор. Останавливаясь на каждом шагу, дети скоро почувствовали себя усталыми. Как раз попалась площадка с мраморным лобным местом[14]. Некогда тут рубили головы преступникам и привязывали их для правежа к мраморному столбу. И, должно быть, и тех и других было не мало, потому что как мраморный столб, так и мраморная площадка стерлись в достаточной степени.
– Ты знаешь куда мы? – спросил Бепи Пепу.
– Куда? Довольно того, что ты знаешь! Ты веди, а я с тобой пойду.
– Скоро мы сядем в золотую лодку на желтые подушки и будем есть шоколад.
– С орехами? Которым бабушка Анна угощала нас после ярмарки?
– Нет, гораздо лучше… с… с… – Бепи затруднялся придумать что – нибудь особенное. – С петушьими гребешками и потрохами.
– Разве это хорошо?
– А еще бы! Чего же лучше?
– Ты ел?
– Нет, не ел!
Посидели, посидели, отдохнули… «Ну, пора в дорогу!», встал Бепи. Еще несколько минут они шли по старому городу и скоро перед ними раскинулись прямые и широкие улицы новых кварталов.
Здесь уж никто им не кричал «здравствуйте, Бепи и Пепа», и Бепи с Пепою беспрепятственно добрались к песчаным отмелям, сиявшим сегодня под щедрою ласкою весеннего солнца.
– Где золотая лодка?
– А вот погоди, Пепа! Сначала большой пароход покажется, а там и золотая лодка будет.
– A шоколад с потрохами?
– В золотой лодке.
– И подушка?
– Да, под балдахином.
И дети, взявшись за руки, весело бежали уже по пустынному берегу.
XIII
Они еще никогда не выходили из города.
Боже мой, как велик Божий мир и как малы они сами! Пожалуй, нисколько не больше маленьких крабов, что возятся тут же в горячем песке у прибоя неугомонных волн. Голубая Адриатика, золотые пески и вдали зеленая кайма садов. Сверху синее – синее небо. И куда не взглянешь, всюду нет конца и начала. Бесконечность над землей, бесконечность в море. Посреди этой бесконечности карабкаются по желтым отмелям крохотные странники в детских поисках чудесного, хотя самое чудесное было вокруг.
Пустынные волны, пустынные берега, пустынное небо! Ни одного челнока налево, ни одной души направо, ни облачка вверху. Зелень, золото и лазурь, но сколько в них оттенков, какая теплота и разнообразие тонов в каждой складке волны, в каждой неровности берега, в каждом дереве садов, далеко отошедших от соленого
В историческом центре («старом городе») Бари на пьяцце Меркантиле, действительно, сохранился позорный столб (colonna della vergogna).