Пингвины зовут. Хейзел Прайор
тем больше я приходил в исступление. Ученые встретили мой срыв напряженным, осуждающим молчанием.
Его нарушила Терри, сказав тихим, но ледяным голосом:
– Иногда я задаюсь вопросом, по силам ли тебе все трудности жизни на острове Медальон, Патрик.
И тут я просто сорвался. Из меня посыпался град новых оскорблений. Я наговорил вещей, которые мне никогда не следовало произносить вслух, но теперь уже слишком поздно, да, черт возьми?
И тогда она сказала:
– Если ты действительно так думаешь, то, возможно, наши отношения были ошибкой.
Я почувствовал себя так, будто мое сердце лежало у нее в руках, и она только что разорвала его на кусочки.
Никогда не забуду боль и обиду, которые я тогда испытал. Им нужно было найти выход. И я его нашел.
8
– Полагаю, это конец.
Майк тут же принимается осуждать и предсказывать наихудшие сценарии. Я притворяюсь, что не понимаю, о чем он говорит, и вопросительно смотрю на него.
– Конец нашему проекту, да?
Он раздраженно выплевывает слова.
– Патрик побежит жаловаться Веронике, Вероника остановит финансирование, и тогда нам крышка.
Мне хочется встать на защиту Патрика. Но вместо этого я начинаю защищать Веронику.
– Она сама примет решение. Вероника поддерживала нас с того момента, как узнала о проекте, и я не верю, что она так легко от нас откажется.
Я щелкаю пальцами, чтобы изобразить эту легкость. Но даже сейчас я осознаю, что Вероника и правда остро реагирует на происходящее, и ее реакция может быть непредсказуемой.
Дитрих поднимает голову от своих бумаг. У него обеспокоенный взгляд, но он пытается уравновесить пессимизм Майка.
– Хочу напомнить, что Вероника спасла Пипа, – говорит он. – Так что она эмоционально привязана к проекту.
– А еще она эмоционально привязана к этому неуда… к Патрику, – возражает Майк.
Он нарочно подчеркивает, как эгоистично поступил Патрик, но прямо этого не говорит. Как будто это без него не понятно.
Я не собираюсь соглашаться или спорить с ними. Я расплачусь, даже если просто произнесу имя Патрика, а это никому сейчас не нужно – ни мне, ни им. Я плакала перед Дитрихом всего пару раз за все годы, что мы работаем здесь, но перед Майком только однажды – когда мы все думали, что Вероника умирает. Но сейчас очевидно, что требуются практические решения, а не истерика и слезы.
Я быстро подсчитала, сколько еще мы сможем продолжать исследования, если Вероника перестанет поддерживать нас, и прогнозы неутешительные: максимум три-четыре месяца.
– Я напишу Веронике, – решаю я. – Буду честной и расскажу ей, как сильно мы нуждаемся в ее помощи.
Дитрих потирает бороду.
– Спасибо, Терри, – наконец произносит он. – Думаю, это единственный возможный выход.
Майк кривит лицо.
– Не забудь упомянуть Пипа.
Я