Мера бытия. Ирина Богданова
воюет, если ещё жив. Приколов на стену его фотографию, Алевтина часто смотрела на родное лицо с лихим завитком волос из-под кепки по моде тридцатых годов. Иван подарил ей фото вскоре после знакомства, подписав в уголке остроугольным почерком: «Лучше вспомнить и взглянуть, чем взглянуть и вспомнить».
В день их венчания с неба сыпал мелкий дождь. Косыми струями он исполосовал зелёную обшивку деревянной церкви и вымочил землю под ногами, облепив песчинками новые туфельки с перетяжкой. Фата, сплетённая крёстной из белых катушечных ниток, намокла и свисала с головы, как кухонная тряпка. Почему-то фата беспокоила Алевтину больше всего. Представляя себя со стороны, она думала, что похожа на общипанную курицу, и готовилась заплакать.
Венчавший их отец Александр заметил и улыбнулся:
– Радуйся малым бедам, когда-нибудь ты вспомнишь их с любовью.
Впоследствии Алевтина много раз вспоминала слова, сказанные старым священником.
Особенно рвалось сердце, когда уходил на фронт Иван. На призывной пункт он оделся так же, как каждый день ходил на работу: в тёмной курточке, кепке и серых брюках, заправленных в кирзовые сапоги.
Взяв на руки девочек, Алевтина в толпе женщин бежала за колонной с добровольцами пока у баррикады с песком не преградили дорогу военные патрули:
– Куда, гражданочки? Дальше ходу нет.
– Ваня! – не помня себя, закричала Алевтина, вмещая в крик любовь и отчаяние, словно звук голоса связывал её с мужем невидимой нитью, которая сейчас оборвётся навсегда.
Рядом с ней стояли другие женщины и тоже голосили, махали руками, плакали. Обернувшись, Иван резким движением сорвал с головы кепку:
– Береги дочек!
Сейчас об Иване Алевтина почти не думала, потому что страх за детей и голод вытеснили из головы все мысли, кроме одной: где достать еды? Хоть крошку, хоть каплю!
Грешным делом, Алевтина даже позавидовала тем, кто попал под обстрел или бомбёжку, потому что они уже отмучились.
Отвернувшись от детей, чтобы не видеть их осунувшиеся личики с бездонными глазами, она попыталась прочитать молитву. Но тысячи раз затвержённые фразы рассыпались, не успевая долететь до сознания. И тогда она стала просто повторять на одной ноте: «Господи, Господи, Господи», пока слова не заполнили собой всё пространство мира внутри и снаружи.
– Господи, не оставь, Господи, помоги.
Опираясь ладонью на стены, Алевтина вышла на улицу и побрела прочь от дома, в котором умирали её дети.
Когда над головой просвистел снаряд, она откачнулась в высокий сугроб, повалившись на спину. Встать оттуда Алевтина уже не могла и только бездумно смотрела вверх, на серое небо, затянутое сплошной облачностью. Мыслей не было, и только губы повторяли:
– Господи, помоги, Господи, не оставь.
– Поднимайтесь, гражданка. Давайте вам помогу.
Размытым зрением Алевтина увидела склонившийся над ней чёрный силуэт моряка в зимнем бушлате и подалась навстречу его рукам.
– Мне надо вернуться,