Неокантианство. Второй том. Валерий Антонов
очень хотелось найти среди друзей критической философии человека, который мог бы дать мне дальнейшее просвещение относительно природы и принципов этой философии. Но и здесь мое решение вскоре было принято. Вы уже хвалили мне автора «Письма о философии Канта» (2) как одного из ныне живущих философских писателей, от которого можно ожидать важнейших просвещений относительно системы критической философии; поэтому я не мог сомневаться, у кого из многочисленных толкователей и защитников сочинений Канта мне придется искать наставления относительно того, что осталось для меня непонятным в «Критике чистого разума». И от всего сердца благодарю Вас за то, что Вы обратили мое внимание на этого великого и проницательного ученика критической философии. Сначала я прочитал его письма о философии Канта. Признаться, я еще не нашел в них того, что, собственно, искал, а именно – понимания конечных причин и принципов всей критической философии: Но содержащееся в них мастерское и яркое изложение того, что сделано новейшей философией для лучших религиозных убеждений и философии о религии, усилило мое желание точно познакомиться с истинным значением и всем объемом критической философии и направило мое внимание на новейший труд (3) этого писателя, который превозносится выше всех моих похвал и которого сам гений мировой мудрости, кажется, призвал на защиту прав, требований и достоинства этой науки.
Поскольку я могу предположить, что самый важный философский продукт последней мессы не ускользнул от вашего внимания, мне не нужно ничего говорить о его содержании и цели: Но о том, как благодаря «Рейнольдиевским вкладам» победа критической философии над скептицизмом постепенно завершилась в моем случае, мне еще предстоит сообщить вам. Начиная с пятого эссе этих «Вкладов» (о возможности философии как строгой науки), которое я прочел первым в соответствии с указаниями автора, я познакомился с тем, что нужно философии, о чем многие старые философы мира только догадывались, на что намекал Кант в «Критике чистого разума», но о чем наиболее ясно и точно говорится в этом эссе, и открытие чего должно обязательно уничтожить скептицизм. Второе эссе («О необходимости, возможности и свойствах общезначимого принципа философии») помогло мне понять то, что причины, на которых основывался мой скептицизм, до сих пор не позволяли мне постичь, а именно: общезначимый первый принцип, на котором будет возведено все здание философии, и что вечный мир среди поклонников философии не является идеей, на осуществление которой можно надеяться только до тех пор, пока сущность человеческого умения познавать и философствовать будет полностью неправильно понята. С душевным беспокойством, какого я никогда прежде не испытывал при чтении философских сочинений, – ибо мой скептицизм, как я предвидел, должен был вступить в решающую битву, в которой все либо еще должно было быть выиграно, либо все должно было быть потеряно