Русские на рубеже эпох. Дмитрий Фаминский
сфотографировать? – женщина лет пятидесяти пяти, перемежая русские и французские слова, обратилась к князю.
– Мама, твой французский не поймёшь, – шептала ей, оглядываясь, женщина помоложе, примерно одного возраста с князем. Она держала за руку, наверное, сына. Рядом стоял мужчина с животиком, в шортах и с бутылкой пива в руке.
– Покажите, куда нажимать, – ответил по-русски князь, легко поднявшись с лавочки.
– О, наши в городе! – оживился, вступив в диалог, чуть хмельной мужичок.
– Мы из Костромы, а вы откуда? – спросила старшая в компании.
– А я, наверное, теперь уже местный. Князь Трубецкой Николай Ильич, – отрекомендовался парижанин.
– Эмигрант, что ли? – мужчина подтянул шорты.
– Да, в третьем поколении.
– Не слабо!
Он хотел ещё что-то сказать, и даже, может быть, похлопать князя по плечу, но молодая женщина окоротила его, настойчиво пошептав на ухо.
– Вот как! Простите. Неожиданно. Даже и не знаю теперь, как к вам обращаться? – глаза старшей в компании выражали неподдельный интерес и смущение. Умное, интеллигентное лицо, как заметил князь, вглядевшись.
– Да запросто. Зовите Николаем, – улыбнулся он.
– Елизавета Петровна, учительница русского и литературы. Моя дочь Людмила, её муж Вячеслав и Костя, сын и внук соответственно.
Оказалось, что семья первый раз за рубежом. Всё им здесь очень нравится, впечатления, буквально, переполняют. Только кучу денег потратили. О чём-то посовещавшись, они попросили князя сфотографироваться вместе. Трубецкой согласился. Соотечественники ему понравились.
Когда возвращался домой вдоль берега Сены, Николай Ильич подумал, что, может быть, это потомки крепостных его прадедов. Но это сейчас почти уже и не имело значения…
Псковские дороги заметно уступали Ленинградскому шоссе по качеству, зато здесь гораздо реже встречались видеокамеры и радары. Регулярно натыкаясь новенькими покрышками на ухабы и рытвины с острыми асфальтовыми краями, Димитрий приближался к цели. Он любовался окружающей природой и вспоминал, как выглядит заветный поворот на Ольховку. Раньше они всегда приезжали сюда на автобусе от Ленинграда, а до Ленинграда добирались поездом. Остановка располагалась у поворота, там же должен лежать основательный валун. Мимо валуна грунтовка как раз до деревни, всего около километра. Внутри уже давно сладко и тревожно ныло. Первое, что бросилось в глаза, это новенькая табличка с обозначением поворота на Ольховку. Остановка, выполненная из камня, стояла на своём месте, совсем не изменившись. Крыша только подкрашена недавно. А про валун Димитрий забыл, хотя всю дорогу мечтал обследовать его как некий артефакт. Дорогу до деревни заасфальтировали, и Ксенофонтов, снизив скорость до предельно малой, впивался взглядом в дома по обеим сторонам. Многие из них остались