Зима в Мадриде. Кристофер Джон Сэнсом
от слез уголки глаз.
Впервые увидев трупы людей, привезенные с полей сражений в Мадрид и разложенные рядами на улице, Берни от страха ощутил тошноту. Однако вчера, когда они пошли в бой, его не тошнило. Так и должно быть под обстрелом. Отец говорил ему однажды, вспоминая битву на Сомме, а такое случалось с ним не часто: «Все органы чувств должны быть настроены на выживание. Ты не видишь – ты внимательно следишь, как следит за добычей зверь. Ты не слышишь – ты чутко вслушиваешься, как зверь. Ты становишься сосредоточенным и бессердечным, как зверь на охоте». У отца случались долгие приступы депрессии, он проводил вечера в своем маленьком кабинете в глубине магазина, сидел при слабом желтом свете лампочки и пытался забыть пережитое в траншеях.
Берни помнил шутки Макки на тему, как при социализме Шотландия станет независимой и освободится от бесполезных саксонок. Он облизнул губы и подумал: не будет ли эта картинка – волосы Макки, шевелящиеся на ветру, – появляться в его снах, если ему доведется выбраться отсюда живым и даже если им удастся создать новый свободный мир?
Вдруг что-то тихо скрипнуло, явно металлическое. Взглянув вверх, Берни увидел, что танк слегка раскачивается; длинная пушка, четко выделявшаяся на фоне темнеющего неба, медленно двигается вверх-вниз. Разумеется, эти колебания не могли быть вызваны его возней у подножия холма, но тем не менее танк шевелился.
Попытка встать закончилась неудачей, боль пронзила раненую ногу. Берни пополз дальше мимо тела Макки. Нога теперь болела сильнее, по ней текла струйка крови. Голова кружилась. Берни боялся потерять сознание и оказаться под танком, который опрокинется и раздавит его распростертое на земле бесчувственное тело. Нельзя ему отключаться.
Прямо впереди виднелась грязная лужа. Жажда пересилила страх подцепить какую-нибудь заразу. Берни опустил лицо и сделал большой глоток. У воды был земляной привкус, и его чуть не вывернуло. Он поднял голову и удивленно отпрянул, увидев свое отражение: лицо сплошь покрыто грязью, борода всклокочена, глаза совершенно безумны. Вдруг в голове у него раздался голос Барбары, а на шею как будто легли ее нежные руки. «Ты такой красивый, – однажды сказала она. – Слишком красивый для меня». Как бы она отозвалась о нем теперь?
Снова послышался скрип, на этот раз громче. Вскинув взгляд, Берни увидел, что танк медленно клонится вперед. Вниз по холму покатились струйки земли и камней.
– О Боже Иисусе Христе! – выдохнул Берни и подтащил себя вперед.
Раздался громкий скрежет, и танк опрокинулся. Грохоча и звякая, он медленно съехал с холма и каким-то чудом не задел ступни Берни, до них оставалось всего несколько дюймов. Пушка ткнулась в землю, и машина, вздрогнув, замерла, как огромное, сбитое с ног животное. Мертвого танкиста выбросило из башни, он, раскинув руки, упал в траншею вниз лицом. Волосы у него были совсем белые: немец. Берни закрыл глаза и облегченно