Зима в Мадриде. Кристофер Джон Сэнсом
кричали и толкались. Берни посерьезнел:
– Новобранцы. Завтра поедут на фронт. Не хотите пойти в другое место? Можем заглянуть в кафе «Хихон». Вдруг застанем там Хемингуэя.
– Оно не рядом с телефонной станцией, которую обстреливают националисты?
– «Хихону» опасность не грозит, кафе немного в стороне.
Женщина из милиции не старше восемнадцати подошла и одной рукой обняла Берни:
– ¡Compadre! ¡Salud!
Она прижала его к себе крепче и что-то прокричала своим товарищам по-испански, те засмеялись и отозвались громкими возгласами. Барбара ничего не поняла, но Берни покраснел.
– Нам нужно идти, – извиняющимся тоном произнес он.
Женщина насупилась. Здоровой рукой Берни взял за руку Барбару и повел ее сквозь толпу.
Снаружи, на Пуэрта-дель-Соль, он не отпустил ее. Сердце Барбары забилось чаще. Осеннее солнце озаряло красноватым закатным светом плакаты с портретами Ленина и Сталина. По площади с дребезгом проезжали трамваи.
– Вы поняли, что они говорили? – спросил Берни.
– Нет. Мой испанский пока не столь хорош.
– Может, это и к лучшему. Милиционеры довольно раскованны. – Он стыдливо хохотнул. – Как вы справляетесь с работой, если не знаете языка?
– О, у нас есть переводчики. И я постепенно учу испанский. Наша контора напоминает Вавилонскую башню. В основном работают французы и швейцарцы. Я говорю по-французски.
Они свернули на улицу Монтеро. Нищий калека протянул к ним руку из дверной ниши.
– Por solidaridad, – сказал он.
Берни дал ему монету в десять сантимов:
– Ради солидарности. – Он мрачно усмехнулся. – Это вместо «ради любви Господней». Когда мы победим, нищих больше не будет. Как и священников.
Они вышли на Гран-Виа, и вдруг над головой раздался громкий рокот. Люди замерли, стали смотреть вверх. Кто-то бросился бежать.
– Не поискать ли нам бомбоубежище? – спросила Барбара, нервно оглядевшись.
– Все в порядке, это самолет-разведчик. Пошли.
Кафе «Хихон», до войны логово богемных радикалов, было оформлено по новой моде, с мебелью и прочим в стиле ар-деко. Все стены в зеркалах. В баре полно офицеров.
– Хемингуэя нет, – с улыбкой сказала Барбара.
– Ничего. Что вы будете?
Она попросила белого вина и села за столик. Берни направился к стойке, а Барбара стала переставлять стул по кругу в поисках места, где бы не было зеркал, но они висели повсюду. Она ненавидела смотреть на свое отражение. Берни вернулся с двумя бокалами на подносе, который держал здоровой рукой:
– Вот, возьмите.
– Да, спасибо.
– Вы в порядке?
– Да. – Она завозилась с очками. – Просто я не люблю зеркала.
– Почему же?
Барбара отвернулась:
– Не люблю, и все. Вы поклонник Хемингуэя?
– Вообще-то, нет. Вы много читаете?
– Да, вечерами у меня есть время. Я тоже не большая любительница Хемингуэя. Мне кажется, он обожает войну. А я ненавижу ее.
Барбара