.
красное разгневанное лицо мачехи, что по цвету напоминало раскаленное железо, Кири тихонечко хохотнула, так как не могла удержаться от вида ее поджимающегося подбородка, который служил предзнаменованием того, что баронесса сейчас взорвется.
И взорвалась!
– Ты с ума сошел, старый, толстый дурак! Осел! Скотина! – Взвизгнула баронесса, забыв упомянуть Великую мать, которую вспоминала только для того, чтобы придать себе благочестивости в глазах других, и злобно шлепнула мужа по пузу, что тот аж встрепенулся от удивления, так как не ожидал подобного в такой момент. – Как тебе только это в голову пришло, решить судьбу дочери без моего согласия? Это тебе так бурбон в голову ударил, что ты осмелел на столько, что показалось, ты можешь что-то решать сам по себе? Ключевое слово «показалось», Кирон! – Снова шлепнула она своего супруга, который от шока только и мог, что открывать рот, хватая воздух, подобно рыбе и моргать округленными бирюзовыми глазами. – Признавайся, идиот! За кого нашу кровиночку решил выдать? Он хоть богат? Если он окажется беднее лорда Грослина, то я тебя придушу собственными руками! – Прорычала Иллиада и, скрючив свои пальцы в воздухе, жестами показав каким образом она исполнит свое обещание, в последний раз ударила мужа, но теперь куда сильнее, чем прежде.
Мгновенная карма не заставила себя ждать и, когда в очередной раз карета подпрыгнула на камне, легкую, неустойчиво-сидящую баронессу подбросило к потолку кареты, и она ударилась головой и взвыла.
Прозвучал еще один еле слышный смешок и, баронесса, считая, что это над ней насмехается муж, с искореженным от гнева лицом стала со злобой молотить его ладонями по плечу, дабы нечего ржать над ее светлым образом.
Для барона выходка жены не была чем-то из ряда вон выходящая, так как он привык к такого роду проявления женских эмоций, пологая, что природа и так обошлась с женщинами самым скверным образом, наградив их менструальным циклом и резкой сменой настроения из-за этого. Поэтому он позволял так вести себя своей жене, когда они были наедине, в надежде, что так ей станет лучше, а он, из-за своей толстокорости все равно ничего не чувствовал, ведь вес супруги даже с бараньим сравнить было нельзя. Но, чем больше он давал власти своей Иллиаде, тем жестче и надменней становилась она, а с появлением морщин, так и вовсе возомнила себя пупом Земли, стала властной, жестокой и жадной.
Подъезжая к Виксинбургу, где за чередой бурно растущих деревьев, раскинулся маленький городок, Кирилла более не могла притворяться спящей и, резко вскочив, она высунула свой нос в окно и, вместе с запахом полевых цветов и свежескошенной травы, вдыхала запах родного дома. Старенькая родовая усадьба была уже совсем недалеко, и девушка могла видеть ее красную черепичную крышу за деревьями, слышать пение птиц, живущих в саду и лай собак, гоняющих дворовых кошек.
«Да, конечно, это не королевский дворец…» – подумала она, вспоминая, как красиво и роскошно было во дворце короля в столице, но все же она очень любила этот уютный уголок земли, где было