Дитя 2. Захар Чернобыльский
и руками свою девку… Говорят, у него пена изо рта шла, и воняло серой. После чего её, ещё тёплую, хотел запихнуть в холодильник, но с-сука она туда естественно не поместилась! Так он отрезал ей руку по плечо, порубил на три части – кисть, в локте, ну и кусок с плечом… Положил в большой пакет «Спасибо за покупку», только часть с кистью оставил… Остальное засунул в холодильник – уместилось.
– Васька, ты чё, совсем головой поехал? – Ромка, одетый в тёмные джинсы и зелёную куртку, с чёрной рваной шапкой на голове, смотрел на него боязливо, весь напрягся.
– Это я «поехал»? Он потом ещё начал кисть эту, обжаривать, чтобы жрать вместо снеков, хрустеть пальцами будто чипсами. И пахло так… кожей палёной, а красный лак с длинных ногтей начал плавиться и стекать в сковородку, – Васька как зомбированный говорил сидя на полу, глядя в хилый, еле горящий, костёр.
– Ты чё, был там? Какие ещё запахи? – Трепач взвинчено вскочил, озираясь по сторонам, потёр лоб и пробубнил еле слышно, – показалось, что ли…
– Я видел по телевизору, – зашёл в магазин хлеб спиздить, – а там передача про чрезвычайные происшествия шла. Когда всё это видишь… тошнотворный, приторный запах крови, растёкшейся по всему полу, и горелого мяса – трудно не представить. Правда, цензуры ради это замазали, но всё равно было чётко видно.
– Звиздец. Как тебя не вырвало после такого… – дёрганое лицо Трепача, покрытое какими-то язвами, приобрело серо-зелёный оттенок и стало похоже на бурлящую зелёную жижу, которую варят ведьмы в своём котелке, помешивая огромным половником или палкой, и добавляют туда непонятные корешки, части тел людей и животных.
– Так меня вырвало, прямо на кассе, – ответил Васька. Благодаря этому я ещё и пузырь с прилавка свистнул, который продавался по акции – продавец поднял кипиш и полезла куда-то, за тряпкой наверно.
Бездомный вытер грязные руки о синие джинсы и достал из большого внутреннего кармана черной куртки пузырёк.
– Так, сядь, отдохни, выпей стопочку. – Васька протянул гранёный стакан, с налитыми сто грамм. – Давай, твоё здоровье, чтоб себе мозги не ебал, и нас не пугал, – отхлебнул из прозрачной бутылки «Пшеничную».
– Да уж, что-то тебе не очень, судя по твоей болотной роже, – буркнул Ромка. Его пухлое розоватое лицо и мелкие поросячьи глаза, прищуром смотрели на Трепача с настороженностью.
– Д-да, мы на ночлежке, всё нормально… Просто я… задумался, – Трепач выпил стопку, зажмурился, занюхал грязным рукавом олимпийки, выдохнул. На сердце отлегло, тревога отступила, но ненадолго. Достал из рюкзака, на котором сидел, упаковку плавленого сыра, хлеб. Отрезал кусок, ржавым перочинным ножом, который нашёл в какой-то помойке. Намазал толстый слой, откусил и начал жевать, смотря в разбитое окно, во мглу, что за ним, которая с жадностью и ненасытностью затягивала в себя дым от костра, будто вытягивая его жизненную силу – пламя становилось всё тусклее и тусклее. Оно умирало.
Детский смех, топот маленьких ножек,