Гретель и ее бесы. Герман Рыльский
побездельничать.
Собор Святого Генриха, как и большинство подобных построек, имел форму креста. Основная его часть – иначе говоря, главный неф – тянулась от высоких деревянных дверей и до престола, где в каменной раке хранились мощи святого Генриха. Но Гретель сейчас находилась в трансепте – поперечном нефе, пересекающем собор под прямым углом. Девочка понятия не имела, кто первым додумался строить церкви в форме креста, но считала это крайне удачной придумкой. Ведь благодаря такому расположению ее практически не было видно из главного нефа, куда и направилась Фелиция.
Убедившись, что жена бургомистра действительно ушла, Гретель нырнула под дубовую скамейку, захватив с собой тряпку: «Если что, скажу, что вытирала здесь пыль!»
Старинные скамейки имели свойство скрипеть так, словно в них вселились души грешников. Поэтому во время воскресной проповеди сразу становилось понятно, кто ерзает, а кто внимательно слушает преподобного Дельбрука. Несмотря на почтенный возраст, выглядела мебель солидно.
Гретель уперлась спиной в боковую стенку скамьи и с удовольствием вытянула ноги. Подготовка к Празднику Урожая никогда не давалась легко, по крайней мере, девочкам из воскресной школы. Но в этот раз Гретель чувствовала себя не просто уставшей, а выжатой и разбитой. «Это все прятки на Сыром Погосте, – подумала она, массируя гудящие ноги. – И маме тоже отдельное спасибо!»
Другие девочки не приблизились даже к середине главного нефа, ведь от них требовалось не просто помыть дорожку к алтарю, но и завернуть в узкие проходы между скамейками. Гретель тянула время, чтобы закончить вместе с остальными. Пока ее подруги ползали на четвереньках, словно грешницы, на которых наложили епитимью, она предавалась греху лености – неторопливо массировала колени и прислушивалась, не зазвучат ли поблизости тяжелые шаги Фелиции.
Как это бывало с Гретель, пропитавший все и вся запах фимиама навел ее на мысли о святых мощах, криптах и ссохшихся мумиях. В какой-то момент сиденье церковной скамьи напомнило ей дубовую крышку гроба. Убежище перестало казаться уютным, и девочка растянулась на каменном полу так, чтобы доска, облепленная паутиной и засохшими козюльками (складывалось ощущение, что горожане только затем и приходили в церковь, чтобы ковыряться в носу!), не давила на голову. Впрочем, это не помогло направить мысли в иное, не связанное со смертью, русло – ведь теперь над Гретель вздымался купольный свод, расписанный сценами Страшного суда.
На фреске грешники корчились и тянули руки к небу, огромный скелет заносил над ними острую косу, а черти кривлялись и тащили несчастных в адское пламя. Ужас, да и только! Чтобы отвлечься, девочка попыталась вспомнить, чье буйное воображение породило эти картины. В памяти всплыли два имени – Франческо Аббизи или Пьетро Булетти. Оба звучали так, словно принадлежали художникам, хотя с тем же успехом Аббизи и Булетти могли оказаться философами, богословами или святыми отшельниками. Благодаря сестре Агнес в голове Гретель роилось множество разрозненных и – чего