Неокантианство. Третий том. Валерий Антонов
правильно понятое, имеет лишь психологически-антропологический характер.
Кроме того, моральные доказательства Канта показывают, что основные моральные истины добра и добродетели бессмысленны для человека, если только Бог не является правителем мира, а душа человека бессмертна. Однако теперь основные моральные истины применимы к человеку с непосредственной, неопровержимой необходимостью, поэтому он осознает свою свободу и должен верить в Бога и бессмертие. В этом чудесном доказательстве обстоятельства отличаются от прежних, но это опять-таки не фактическое доказательство, а лишь психическое антропологическое доказательство. Ибо, во-первых, все основано на принципах моральной истины, но они не доказываются, а лишь психологически устанавливаются как истины, которые с необходимостью относятся к человеку. Более того, Кант не выводит из моральных принципов существование Бога, свободу воли и бессмертие души, а наоборот, стремится показать, что без факта свободы, без божественности и бессмертия обоснованность моральных идей не может иметь места. Бог, свобода и бессмертие действительно показаны как необходимые предпосылки для действительности моральных идей. Это, таким образом, лишь психологический ход мысли, в котором мы говорим себе: человеческий разум предполагает обоснованность спекулятивных идей уже в своих первых моральных убеждениях.
Поэтому Канту вообще не следовало выбирать логическую диспозицию своей доктрины, а вместо этого следовало дать философско-антропологическую. Это вскоре заметили его ученики.
В общей логической диспозиции сочинений Канта не нашлось места для обзора всей познавательной способности человека. Сколько бы отдельных новых взглядов на познание ни появлялось в ней, не было теории способности познания, которая могла бы составить из нее целое. Поэтому изучение работ Канта подтолкнуло многих к дальнейшему обучению психологии, и постепенно все большее число преподавателей, в остальном придерживающихся противоположных взглядов, согласились с тем, что психическая антропология должна содержать действительные базовые исследования для всей философии. Рейнгольд, который так замечательно работал над возрождением интереса к философии Канта, также был приведен этой мыслью к своей теории способности воображения. Но при ее составлении он еще больше спутал метафизическую и психологическую точки зрения друг с другом, а также ввел досадную логическую ошибку, согласно которой вся философия должна быть выведена из высшего принципа.
Если бы мы вместе подробнее остановились на рассмотрении психологической задачи, немецкая школа получила бы гораздо более твердую и ясную философскую подготовку как в самой философии, так и в ее применении к деловым наукам.
Но поскольку Фихте, ученик Рейнгольда, совершил те же методологические ошибки еще более жестко, он получил такой методический взгляд на науку,